Владимир Козлов - Рассекающий поле

В принципе так можно жить. Я так могу. Я способен это выдержать. Я способен искренне радоваться бутылке пива вечером. Но все дело в том, что именно ты хочешь в себе пестовать. Я хотел пестовать другое.

На следующий день уехал в Волгодонск. Рассказал маме о поездке. Сильно, сказал, хотел посмотреть город на Неве. И действительно, добавил, очень красиво. Сын стоял перед нею, и беспокоиться уже было не о чем. Проводили время с Павликом, он увлекся компьютерами, учил меня работать с текстовым редактором, брали фильмы в прокате и смотрели по вечерам. Поймал себя на том, что появилось гнетущее ощущение от этой когда-то привычной непринадлежности себе. Но городок, пропитанный моими эмоциями, не отпускал. Он окутывал меня чадом страстей, которые возвращались, вновь завладевали мной. А я не хотел их. Эта жизнь больше не была моей. Мне некому было это сказать, да и незачем.

Я сбежал в Ростов при первой возможности. Снова приехал в конце августа и первое, что сделал, – побрил голову налысо. Впервые в жизни. Наверное, мне нужно было как-то выразить внутренние перемены, а песен я в это время не писал. Не писал и даже не мог вспомнить, как я это делал. Не мог даже представить, откуда можно взять песню. Как ее можно выдумать? Из какого места ее надо выдумывать? В голом черепе есть какая-то честность, я уже видеть не мог этой лежащей на бочок челки – она не должна была больше меня выражать.

Устроился работать в бригаду кровельщиков. Работа сдельная, собираемся, когда появляется объект. Бригадир – мужик с немецкими усиками, Анатолий Степанович, бывший ботаник из университета. Крыли крыши рубероидом, снимали старый и клали новый. В бригаде было четверо, помимо меня еще один студент и парень поопытнее. Мне доверяли поначалу только подготовительные работы – перенос тяжестей, съем старого материала, очистку поверхностей. С горелкой работал только Анатолий. Это был сложный производственный процесс: одной рукой на длинной ручке нужно было держать горелку, огнем из которой надо расплавить пленку на внешней поверхности рулона и одновременно загнутым прутом в другой руке этот рулон разворачивать – и дорожка кладется прямо по месту расплавленным битумом вниз. Я так подробно расписываю потому, что примерно через неделю научился делать это и сам.

Но в тот день у меня было на редкость много косяков. Началось с того, что я снимал с бокового парапета железный колпак – и из-под него выпали прямо на улицу две полуразрушенные половинки кирпича. Любой из них было достаточно, чтобы пробить человеку голову. Мне оставалось смотреть, как они медленно летят на тротуар, по которому идут люди. Но прохожих было немного – утро только начиналось. Когда кирпичи упали, головы посмотрели вверх и что-то закричали. Я приложил руку к сердцу в извинительном жесте. Анатолий Степанович сухо попросил контролировать кладку, которая может быть старой. Раньше надо было это говорить, умник. Едем дальше.

На плоской крыше девятиэтажки есть дополнительные служебные строения высотой метра три – а у них тоже есть крыша. На одно из таких строений я отправился, чтобы отодрать старый рубероид. Дело шло гладко – материал отходил листами. И наверное, работая, я задумался. Многие полагают, что работяги, впахивая, склонны размышлять о своей жизни и строении мироздания. Мой же опыт физической работы говорит, что лучшие работники практически не думают – потому они и лучшие. Итак, я задумался, а пока думал, тащил на себя край покрытия, которое споро вырывалось прямо из-под моих ног по мере того, как я пятился. И пятился я до тех пор, пока не почувствовал, что вишу в воздухе. Мне кажется, что на некоторое время, необходимое для осознания себя за пределами твердой поверхности, я даже завис. В следующее мгновенье я обнаружил себя свисающим вверх ногами на вертикальной трубе, которую обнимал, как родную мать. До этого момента я даже не подозревал о наличии поблизости такой трубы. Инстинкт самосохранения сработал четко и главное – гораздо быстрее, чем я мог подумать. Нет, под моей головой было не девять этажей, а те самые метра три, но и их достаточно при определенной удаче. Один из напарников, поопытнее, оказался рядом, помог мне слезть. Я отряхнулся и был несколько раздражен. Анатолий Степанович стоял белый. Наконец он взял себя в руки и сказал:

– Сева, может быть, ты передохнешь? – даже не выругался.

– Пойду воды наберу, – сказал я и, подхватив пустую полуторалитровую бутылку, пошел к лестнице в подъезд.

Мы работали здесь не первый день, отдельные жители подъезда нас узнавали, так что я уже знал, к кому можно постучать. На работу мы выходили затемно, но людей раньше десяти мы не тревожили. Сейчас было начало одиннадцатого.

На восьмом этаже открыла бодрая бабушка, которая сидела с маленькой девочкой, пока молодые работали. А внутри квартиры лежала, почти не вставая уже, ее мама, чей запах был ощутим прямо с порога. Меня пропустили набрать из-под крана воды в бутылку. Пока я набирал, женщина стояла на пороге в зал, в котором громко работал телевизор. Она что-то сказала, но я не разобрал, что именно, из-за шума текущей воды.

– Что? – переспросил я, высунувшись.

– Опять дом взорвали.

– Где?

– В Волгодонске.

Я выключил воду и прошел в зал. В телевизоре висела картинка с обрушенным фасадом двух центральных подъездов длинного панельного девятиэтажного дома. Перед ним теперь во все стороны разлеталась огромная мусорная куча, по которой карабкались маленькие человеческие фигурки.

– Ни-че-го себе, – задумчиво сказал я, глядя на экран. – Я живу в Волгодонске.

Она мне не стала делать замечание за то, что я вошел в зал обутый.

Я первым делом пытался понять, в каком районе города рвануло. А диктор сообщал: «теракт», «грузовик со взрывчаткой», «есть погибшие», «многие еще под завалами», «Октябрьское шоссе». Где это – Октябрьское шоссе, стал лихорадочно вспоминать. А, Новый город – мама живет в Старом.

– В Волгодонске взорвали жилой дом – у меня там мама с сестрами. Мне надо ехать. Вы мне дадите сегодня расчет?

Анатолий Степанович помолчал.

– Их что – задело?

– Нет. Не знаю. Мне надо ехать.

Заплатил меньше, чем я должен был получить за отработанный срок. Правильно: падающего подтолкни – раз в моем родном городе произошел теракт, сам бог велел мне недоплатить.

Я заехал в общагу, умылся, переоделся в чистое. Остановился: жалко небольшие деньги сейчас отдавать на билет. Решил: а не катнуться ли мне домой, как когда-то в Питер?

За Ворошиловский мост не полез: уж больно там много поворотов до волгодонской трассы – нужно было бы сменить несколько попуток. Поехал на автобусе к аксайскому мосту. Это с другой стороны города, но от него напрямик по федеральной трассе – и поворот на Ольгинку, а там уже не ошибешься с направлением. Когда подошел к пункту ГИБДД около моста, вдруг мелькнула свежая идея. Подошел к сотруднику и говорю: