Томас Кенэлли - Дочери Марса

Какое-то время обе молчали, слушая музыку. Нежное расшаркивание друг перед другом. Момент был неподходящий, и разговор выходил каким-то притворным.

— Чего я хочу, — продолжала Наоми, — так это чтобы мы говорили как друзья. Я не требую от тебя любить меня, как Фрейд или Онору. И если мы с тобой будем разговаривать в том же духе… То есть, окажись мы вдруг с тобой в одной каюте, думаю, это была бы не совсем уж безнадежная затея. Если бы могли говорить как женщина с женщиной, я была бы счастлива. Думаю, ты вполне можешь себе представить подобное.

Салли размышляла, возможно ли это. Нечто такое, место чему между безоглядной любовью и благоговейным ужасом, нечто простое, незамутненное, не архиважное и без тени напряженности, называющееся очень просто — дружба. Но она не была готова к чему-то огромному.

— Первое, — сказала Салли, — я разозлилась на то, как ты все рассчитала. Но и гордилась этим. Иметь такую шикарную штучку в сестрах. И красавицу.

— Не смеши меня! Это ты красавица! Все девушки в один голос твердят.

— Ну, может, еще и об этом поспорим? Что-то я не вижу мужчин, которых бы так уж занимал спор на эту тему. Но должна тебя предупредить — душа у меня ледяная.

— У меня тоже, — страстно сказала Наоми, будто они сравнивали родимые пятна, свидетельствующие о том, что они — одной крови. — Дружить с такими, как мы, нелегко. Эллис Хойл кое в чем меня недопонял. Наше с тобой наследство — душевная черствость. И виной тому не мать с отцом.

Салли покачала головой.

— И в мыслях не было их винить, — согласилась она.

Наоми все еще не выпускала ее руку из своей. Салли раздумывала об этой беседе по душам.

— Не могу просто так взять и поставить точку в разговоре, вот в чем проблема.

— Понимаю, — ответила Наоми. — И всегда завидовала тем, кто обладает этим даром.

— Я тоже, — в тон ей ответила Салли.

— Если бы мы могли подружиться, невзирая на это. Если бы мы могли разговаривать. О самых-самых сокровенных вещах. О тайнах.

Она, что же, подводит меня к главной теме, мелькнуло у Салли в голове.

Официант подкатил сервировочный столик с пирожными, они взяли трубочки с кремом.

— Я говорила тебе об Эллисе и этих его окаянных часах, — не без гордости сообщила Наоми. — То есть рассказала тебе о том, о чем еще год назад бы не посмела.

— Понимаю, — ответила Салли.

Теперь ее рука, до сих пор выступавшая в роли пассивного объекта преклонения, крепко сжала руку Наоми. Оркестр в это время затянул «Розу Трали», а сидевшие за соседним столиком четверо офицеров Шотландской гвардии расхохотались по поводу оплошности своего отсутствующего товарища.

Дамы с «Архимеда» явились в «Сакре-Кёр» встретиться с Кэррадайн и ее супругом. Рана его заживала, однако он еще не был готов к переводу в госпиталь в Англии. За исключением палаты для раненых, подлежащих длительному лечению, как лейтенант Кэррадайн, порядка в «Сакре-Кёр» не было. Под сенью пышных пальм «Бо Риваж», где египетский оркестр исполнял во время чаепития милые сердцу английские баллады вперемежку с колыбельными и всякими пустячками, временами попадались австралийки или британки, которые, в явном меньшинстве по сравнению с санитарами, работали парами или в одиночку на борту тех самых военных транспортов, что перевозили солдат, пытавшихся прогнать охвативший их ужас беззаботно-веселыми английскими песенками, к голой каменной громадине под названием Галлиполи. А по пути назад… ну, а по пути назад они уже знали и понимали, что к чему.

Начальство теперь настаивало на том, чтобы они целых два дня провели, роскошествуя в «Бо Риваж». Поскольку данный сестре обет дружбы не превращал ее в рабыню Наоми, Салли поселилась в одной комнате с Онорой. Им объявили, что «Архимед» в их отсутствие на борту каким-то образом подремонтируют, но не уточнили, как именно. Салли и Оноре по чистой случайности досталась комната, предназначавшаяся для офицерского состава, с балконом и видом на море. Лето только начиналось, воздух был прозрачным, к завтраку восходящее солнце огромным шаром повисло над побережьем. Их ждал еще один сюрприз — сервис включал и конные прогулки вдоль берега. Была возможность и выезжать на пикники в ботанический сад, и прогуливаться в обществе британского офицера службы армейского просвещения, таким образом, белые пятна их фермерского австралийского кругозора мало-помалу закрашивались. Предусматривались и купанья, организуемые службой Красного Креста. Ну, и thé dansant [13] Thé dansant — вечерний чай или файв-о-клок с танцами (фр.). во второй половине дня — к этим сборищам они прямо прикипели душой и никогда не пропускали.

Как выразилась однажды за завтраком Онора, кто знает, когда им еще выпадет возможность осматривать александрийские древности с экскурсоводом, имеющим за плечами Оксфорд или Кембридж? Онора заявила, дескать, на нее градом обрушились исторические даты. Но при всем при том… Ездить приходилось в обычных, запряженными лошадьми повозках — дюжина медсестер и более полусотни солдат. Как говорила Фрейд, тех, кто прошел Галлиполи, вычисляешь сразу. Есть у них в глазах некая, лишь им одним присущая настороженность. Разговаривают негромко, сдержанно, без подчеркнутого стремления выставить себя напоказ. И уж ничем не похожи на эдаких развеселых отпускничков.

Все спешились вблизи Восточного порта, откуда их повели к расположенным чуть западнее развалинам храма Серапеум. Худощавый офицер службы армейского просвещения призывал их представить себе великолепное, украшенное барельефами мраморное здание храма, каким оно представлялось посещавшим его верующим или же просто современникам — каким-нибудь торговцам из Туниса или Судана, зашедшим побеседовать и отдохнуть в тени огромного храма. Потом снова к экипажам, теперь на очереди мавзолей Александра, мавзолей Птолемея и храм Посейдона, где собирались купцы и мореходы со всей античной Греции и Рима.

Последним пунктом программы того дня была Помпеева колонна. Салли ощутила знакомый многим туристам стыд от того, насколько все же быстро человек способен пресытиться созерцанием древностей, пусть даже непревзойденных в своем великолепии, — все эти колонны, пьедесталы, капители. Целая группа собралась у каменного столба, причисленного их худощавым гидом к коринфскому ордеру. Колонна, как пояснил гид, была воздвигнута в честь римского императора Диоклетиана, избавившего город от голода, префектом Александрии Помпеем. Какое-то время все расхаживали вокруг возвышенности, где стояла колонна, бросая оценивающие взгляды на очень типичного сфинкса и тщетно пытаясь охватить разумом древность и величественную значимость каменных изваяний.