Сергей Поляков - Золотинка

— Не угрожайте, меня на понт, на Одессу не взять. Были повыше и пошире вас, — с иронией отрезал паренек.

— Ох, какой ты говорливый, пососал бы хрен сопливый! — отпустил шуточку из-за спины братьев балагур Генька.

— Прикрой клозет, окурок, дерьмом завоняло! — стеганул жигана предостерегающим взглядом студент.

Благоразумный старший брат не желал совершить вторую ходку в места не столь отдаленные раньше времени.

«Лучше втихаря подлянку самбисту подстроить или подставить его, подвести под монастырь», — рассуждал Копыто.

Нервный, раздражительный Сявый не желал дипломатических объяснений и пошел вразнос, брань фонтаном брызнула из него:

— Сучий потрох, воспитатель хренов, комсомолец задрипанный, ты перед мусорами выслуживаешься, стучишь на нас, посадить за решетку хочешь!

— Вы без меня туда тропку проложили, — ответил Виктор.

— Ты размер моей обуви забыл! Ты у меня срать будешь, где попало, интеллигент вонючий, сука туберкулезная!

— Сука не наука, я ее не изучал! — парировал студент.

— Вовка, Генька, держите меня, я за жизнь фраера не ручаюсь!

Урка вытащил руку с налепленным кастетом и ринулся к пареньку. Тот слегка пригнулся и отклонился. Бандитское оружие пролетело над головой. Самбист перехватил руку, и, используя инерцию, произвел бросок. Противник шлепнулся о дорогу спиной и судорожно засучил ногами.

На помощь вожаку кинулся Генька. Хорошей оплеухи и пинка под задницу хватило, чтобы он отскочил, подвывая и размазывая по физиономии злые, бессильные слезы. Виктор нагнулся над Сявым, схватил руку с кастетом и сжал в сгибе запястье.

— А-а-а-а! — дико заверещал урка.

Копыто в драку не вмешивался. Глядя, на корчившегося в пыли младшего брата, он попросил студента:

— Я подберу брата.

Проходя мимо Виктора, Копыто стремительно повернулся и нанес удар отверткой в живот. Самбист знал о блатных пакостях и был начеку. Он сумел поймать оружие, сделал «проводку» и пнул носком ботинка в локоть блатаря. Тот по-звериному завопил и рухнул на дорогу. Генька, отбежавший в сторону, наблюдал за низвержением уголовных кумиров.

— Подними тело, — посоветовал ему студент и пошел вверх.

— Мы еще встретимся на узенькой, дорожке, — плаксиво выкрикнул жиган и принялся обихаживать Сявого и Копыто.

…Отец вернулся со службы позже обычного.

— В управление ездил, — пояснил он жене и подозвал сына.

— Выдали путевку в пионерский лагерь имени Зои Космодемьянской. Третья смена с первого августа. — Он потрепал сына по вихрастой голове, — пообтешешься, не все тебе с поселковой шантрапой колобродить, с хулиганами якшаться.

— Пионерлагерь пойдет тебе на пользу, — подтвердила мама.

Сережка и Мишка Погодин сидели за столом во дворе, пили молоко и разговаривали. Мишка рассказал о проделке с тросом.

— Я с кодлой больше знаться не желаю, — подвел черту под своими раздумьями пацан, — машины, парники, подлянка с тросом.

— Я в колонию для малолеток не собираюсь и тебе не советую.

Во двор, кланяясь и крестясь, вошла «За власть Советов».

Отец поднялся от пруда, где кормил гусей, и поздоровался с ней.

Они поговорили несколько минут, и хозяин дома ушел в сени.

Бабка пристально посмотрела на мальчишек и медленно приблизилась к столу. Ее диковатый взгляд задержался на банке с молоком. «За власть Советов» внезапно выпалила скороговоркой:

— Не пейте молоко, сынки! Все беды от молока идут!

Она повернулась и спешно покинула двор. На крыльце стоял отец с плотницким ящиком в руке.

— Полоумная бабуся совсем с катушек сошла, мелет чушь, — обратился к нему недоумевающий Сережка.

— Она, сынок, и Богом и людьми обижена, — отозвался отец, — во время войны крестьяне сильно голодали. Власти руководствовались лозунгом «Все для фронта, все для победы» и изымали все выращенное и выкормленное в колхозе. Бабка трудилась дояркой. Муж погиб, остался хилый, болезненный сын. Зимой он простыл, и она принесла с фермы ночью крынку молока. Он состоял в комсомоле, и утром отнес молоко секретарю сельсовета. Женщина получила по бытовой статье восемь лет.

— Он мог не пить молоко и вылить на помойку, зачем доносить на мать и сажать в тюрьму, — спросил изумленный мальчик.

— Так воспитывали тогда и детей и взрослых, — вздохнул отец, — ночью какая-то стерва швырнула корягу в окно бабки. От удара вылетели стекла и оконный переплет. Пойду починю.

— Сявый не унимается, — вполголоса сказал Мишка Сергею. Во двор залетел сосед Витька Выборнов.

— Пацаны, — зачастил он, — братья общий сходняк объявляют, требуют, чтобы все-все, непременно явились.

— Я не приду! — отрубил Погодин.

— Меня тоже не ждите, — вслед за Мишкой произнес Сергей, — я после болезни и в пионерский лагерь собираюсь…

В десять лет он сделал выбор, и никогда не пожалел об этом!

Степка проснулся среди ночи от неистового лая собак. С вечера их спускали с привязи. От бесноватого ора псов мороз пробирал по коже. Быстро одевшись, мальчик выскочил на улицу. Отец с дядей Лешей топтались на крыльце и с недоумением таращились на болотистую луговину, примыкавшую к огородам фермы.

Дворовые собаки боязливо жались к ногам хозяев и с яростью облаивали неведомого врага. Даже неустрашимый Пират не отважился понестись с поднятым трубой хвостом навстречу опасности.

— Левее высохшей вербы, Коля, — будничным тоном произнес дядя Леша, — три силуэта, приглядись внимательней.

— На огороде Михалыча, — подтвердил отец и резко приказал: — Степка, мигом… и патроны с жаканами!

Степка стремглав понесся в комнату отца и сдернул двустволку со стены.

— Степа, отчего собаки всполошились, ты почему ружье без спроса хватаешь? — спросила проснувшаяся матушка.

— Медведи вовсю разгуливают, мама, — затараторил сын, — целая стая.

С двустволкой в охапку он ринулся к двери. И Елена Викторовна лишь крикнула вдогонку:

— Какие медведи, у нас их отродясь не водилось!

Отец с дядей Лешей с озадаченной пристальностью всматривались в белесую накипь тумана. В разгаре лета ночи в Магадане — понятие условное, не зря их прозвали «белыми».

— Никогда прежде не бывало, чтобы звери так близко подходили к человеческому жилью! — удивлялся отец. — Бескормица. Сильно оголодали медведи.

— Нерестовых рек вблизи нет, прошлогодние ягоды пожухли, шишки опали, — вторил брату Алексей Владимыч, — звери жмутся к человеку в надежде прокормиться.

— Медведица и два медвежонка, — говорил сыну Николай Владимыч. — Михалыч, скряга, удобрил огород прошлогодней горбушей, вот косолапые и явились на уборку урожая, — объяснил он. Брат, Алексей Владимыч, ядовито хохотнул.