Юрий Убогий - Что было, что будет

— О чем шум-то был? — спросила Дарья.

— Валька перстень себе купила за шестьсот рублей. А месяц назад серьги за триста.

— Ну так что?

— Как что? — вскинулся Кузьмич. — А деньги откуда?

— Скопили, наверно.

— Скопили… Святая ты душа. Прикинь-ка доходы да расходы. Скопишь тут, как же! На работе она у себя пользуется…

— Ох, бедная ее головушка! — воскликнула Дарья так искренне, что Кузьмич рассмеялся.

— Ну, ты даешь! Только пожалеть ее и осталось, беднягу.

— Да как же, Вань?! Ведь это что с ней быть может, ты подумай!

— То и будет, что заслуживает. Об этом я им и толковал.

— А Михаил что?

— Не знаешь ты его разве? Пенек с глазами…

— Может, мне с ней поговорить? — осторожно спросила Дарья.

— Пошлет она тебя куда подальше, только и всего, — фыркнул Кузьмич. — Кто ты ей есть? Чужая тетка.

— Оно так, но если с умом подойти, может, и был бы прок.

— Брось, не мешайся не в свое дело.

То, что женщины, Дарья и Валентина, жили довольно мирно, не переставало удивлять Кузьмича. Казалось бы, какой тут простор для ссор и склок, какая воля! Да еще характер Валентины учитывая. Была она в доме единственной хозяйкой — и вдруг появляется вторая, Дарья. Конкурентка, соперница… За старика свекра замуж, понимаешь, выскочила, на дом, на добро позарилась. Тут бы войне быть не на жизнь, а на смерть. Да так оно поначалу и налаживалось. Цеплялась Валентина к Дарье по всякому пустяку, задирала ее, на рукопашную прямо-таки напрашивалась. Кузьмич дал ей, правда, пару раз хороший укорот, а потом заметил, что она и сама к Дарье помягче, подружелюбнее относиться стала. Увязала ее злоба в Дарьиной доброте и ровном спокойствии. В последнее же время, к изумлению Кузьмича, дела между ними и совеем на лад пошли. Сиживали они часто с глазу на глаз, толковали о чем-то своем, бабьем. Подруги, да и только…

Михаил куда-то исчез, и завтракали втроем с Петькой. Внук успел уже привязаться к Дарье, слушался ее во всем, и, замечая это, Кузьмич испытывал гордость и удовлетворение. Не для него одного, значит, Дарья хороша. И Валентину, и Петьку покорить сумела — есть в ней, стало быть, что-то особенное.

Кузьмич очень любил, когда за столом распоряжалась Дарья. Чинно и аккуратно у нее все выходило, без заминок, но и без спешки и суеты. И других она успевала обслуживать, и сама поесть, очень пристойно, не жадно, с достоинством. Ее спокойное, круглое лицо прямо-таки, казалось ему, освещало, согревало застолье.

Кузьмич, несмотря на то, что был сух и жилист, всегда ел много. Он называл это — «заправиться». В тонкости вкуса пищи не вникал, добиваясь лишь явного ощущения сытости.

Завтракали картошкой с ранними огурцами. Дарья насмешливо поглядывала, как Кузьмич спешно орудует вилкой, и, наконец, не выдержала:

— Господи, да куда ж ты гонишь всегда? Не бойся, не отнимут.

— Ешь потей! — рассмеялся Кузьмич. — Говорят, в старину работников по еде нанимали. Сажают за стол и глядят, как человек ест. Ежели, как я, скажем, то берут. А вот если, как Петька наш, — Кузьмич подмигнул внуку, — то от ворот поворот. Не мастер есть, не мастер и работать.

— Нет, — возразил Петька. — Обжоры бездельники бывают.

— Случается…

Кузьмич смотрел на Петьку, и ему вдруг почудилось, что тот не внук его, а их с Дарьей сын. В этом представлении было что-то неловкое, горькое…

— Что пишет Галина-то? — спросил он.

Галина была дочь Дарьи, жившая с мужем-офицером на Дальнем Востоке, и Кузьмич знал, что вчера от нее пришло письмо.

— Да все у них вроде нормально. В отпуск в сентябре собираются. К нему домой, под Винницу.

— И к нам заехать должны! — сказал Кузьмич с нажимом. — А как же. Места у нас хватит, для ребенка раздолье — гуляй, не хочу.

С Галиной Кузьмич не встречался, а хотелось. Если Дарья для него хороша, мила, значит, и дочь ее ему не чужая.

— Опаздываю ж я, господи! — посмотрела на часы Дарья.

— Опять до ночи? Когда же ты от этих двух ставок отделаешься? Денег разве нам на жизнь не хватает?

— Да не в деньгах же дело, Вань! Я ж тебе говорила. Главный лично попросил, с санитарками у нас плохо. Тем более лето, отпуска.

— Мало ли о чем просят! Не со всем соглашаться надо.

— Совестно отказать, я же вижу, что работать некому. Грязь в больнице, пол и то не каждый день протираем.

Когда Дарья собралась уходить, Кузьмич вышел вслед за ней на веранду и там обнял ее. Она, посмеиваясь и краснея, пыталась освободиться.

— Опаздываю ж я, господи! Ну что ты, право, как парень с девкой…

Кузьмич вот уже третий год был председателем уличного комитета. Вначале должность эта тяготила его, но постепенно он привык и даже вошел во вкус дела. Он всю жизнь не терпел беспорядка, всю жизнь, насколько позволяли силы и возможности, воевал с ним. И часто его одними и теми же словами в глаза тыкали, оттирали в сторону: «Не твое дело, не лезь!» Теперь же, по выборной своей должности, он не только имел право, но и обязан был наблюдать порядок. Это многое облегчало, председателю уличкома не очень-то скажешь: «Не лезь!»

Улица Кузьмича была окраинной и длинной — не меньше километра. Дома на ней стояли очень разные, пестрые, от новых, каменных, щегольских особняков до покосившихся, крытых толем хибарок. Так же пестры были и тротуары улицы, и ее проезжая часть: то щебенка, то шлак, то вросший в почву кирпичный бой, а то и голая, ухабистая, размятая колесами машин земля.

По инициативе и настоянию Кузьмича в последнее время на улице было кое-что сделано. Укреплены края тротуаров, высажены деревья (трехлетние липки), поставлены две новые водоразборные колонки. Однако по сравнению с тем, что нужно бы сделать, это была капля в море. Кузьмич, особенно когда разыгрывалось его живое воображение, видел свою улицу ухоженной и красивой как игрушка. Асфальт, побеленные бордюрчики, цветники перед каждым домом, штакетник, единого для всей улицы размера и фасона, покрашенный одной, веселенькой какой-нибудь краской. Все это было вполне реально, если только суметь убедить, организовать, добиться… Видел он подобную улицу (и тоже окраинную) в соседнем районном центре. Походил по ней, поглазел, не пропуская самых мелких деталей. Потом поинтересовался: кто же уличком? Оказалось, отставник, подполковник. Ну, тому, конечно, полегче хлопотать, авторитетный товарищ…

После завтрака Кузьмич пошел в ближний ларек, чтобы запас курева пополнить. У дома ветфельдшера Сигова он замедлил шаг, а потом и совсем остановился: тротуар был загроможден кучами песка и щебня, обломками бетонных труб. Такое здесь повторялось частенько. Сигов, жалея свой ухоженный, вылизанный прямо-таки двор, сваливал на тротуар всякую всячину.

Дом Сигова был хорош — новый, просторный, сложенный из белого силикатного кирпича с затейливыми краснокирпичными узорами. Над его парадной дверью висела яркая табличка: «Дом образцового содержания».