Юрий Убогий - Что было, что будет

Достав из кармана яблоко, он протянул его девочке:

— Возьми!

Она подошла нерешительно, взяла яблоко и вдруг, размахнувшись, швырнула его. Мальчик почти не удивился, словно ожидал чего-то подобного.

— Зря бросила, — сказал он задумчиво и серьезно. — Хорошее было яблоко.

— Ну и что! — фыркнула она. — У нас таких полно!

Увидев возвращавшихся женщин, мальчик с тревогой подумал, что он давно уже не обращал внимания ни на автобусы, ни на дверь автостанции и мог за это время прозевать отца.

— Все ничего? — спросила пожилая женщина. — Девки наши не бунтовали?

— Ничего, — ответил мальчик тихо.

— Старшая у вас чудная, — сказал старик. — Замотала парня совсем, чего только не выделывала.

— Не чудная она, а ненормальная. Не знаем, что и делать, замучились с ней.

— Сглаз, может? — предположил старик.

— Да какой там сглаз! — досадливо отмахнулась женщина. — Отец, пьяный идиот, ее испортил. Побил сильно, она и сделалась не в себе. С месяц уже как. Все навыворот делает, по ночам во сне кричит.

— Что ж так побил-то? — соболезнующе спросил старик.

— А бутыль с самогоном столкнула со стола, он и озверел. Сгубил ребенка, вражина… Манька! — крикнула она девочке. — А ну давай сюда, ехать нам надо!

Идя вслед за женщиной с узелком, бьющим ее по ногам, девочка оглянулась и улыбнулась мальчику. Потом оглянулась еще раз и скорчила рожицу, то ли веселую, то ли злую — ему было уже не разобрать…

— И мне пора трогаться, — сказал старик, вставая и прилаживая за спину мешок. — А ты, малый, чего тут торчишь?

Мальчику не хотелось говорить о том, что он потерялся, то чувство уверенности в себе, повзросления мгновенного, которое он испытывал, возясь с девочкой, мешало ему.

— Мне в Корнево надо, — сказал он.

— Так это на автобусе, ежели не ушел еще. Деньги-то на билет имеются?

— Нет.

— Плоховато… Но и опять не беда. Так попросись или на попутке можно попробовать.

— Как на попутке? — не понял мальчик.

— А на машине на попутной. Проголосуешь, глядь, и заберет кто, подбросит.

— Как проголосуешь?

— А руку поднимешь, сигнал, стало быть, дашь. Но это за город надо выходить. Вона улица, видишь? Она как раз идет-идет, да за город и выходит. Аккурат, на Корнево твое.

Старик казался очень дряхлым, но глаза у него были такие ясные, такие спокойные, что в них тянуло смотреть. Мальчику понравилось, что старик не стал расспрашивать, почему он очутился так далеко от дома. Значит, считал, что ничего особенного в этом нет. Да ему и самому не легче, решил мальчик, вон, аж пошатывается. И оборванный какой…

— Ты, главное, не боись ничего, — сказал старик, все ерзая, все умащиваясь под своим мешком. — Народ кругом. Не без добрых людей, да… Побойчей будь, понастырней. Хлеба дать?

Мальчик взял бы хлеба, но подумал о том, как старик начнет снимать с таким трудом прилаженный мешок, а потом опять его пристраивать и постеснялся.

— Нет, — покрутил он головой. — Не хочу.

Едва сказав это, он почувствовал, что очень голоден, и пожалел о своем отказе. Старик, однако, уже ковылял к дверям автостанции, и тогда мальчик вынул из кармана последнее яблоко и стал есть. Яблоко не только не утолило голод, но еще больше разожгло его. Мальчику почудилось, что у него в животе сидит какое-то маленькое, противное живое существо, ворочается там потихоньку и сосет, сосет его изнутри.

В стороне от автостанции стоял небольшой домик с надписью «Булочная». Булки там, значит, продают, подумал мальчик и медленно и нерешительно направился туда. Быстро надо, чтобы отца не прозевать, решил он, и юркнул в дверь булочной.

Запах хлеба в ней был так силен, что у него в первый момент даже закружилась голова. Перед прилавком, в сумраке, особенно густом после солнца, стояло всего несколько человек, и мальчик присоединился к ним. Он перебирал в кармане медяки, которые ему оставил краснолицый мужик, и растерянно соображал, что сказать продавщице, когда подойдет его очередь.

— Хлеба дайте, — почти прошептал он, протягивая деньги.

Продавщица взяла их и сказала, покачав головой:

— Не выходит тут…

— Тогда не надо, — пробормотал мальчик, повернулся и пошел к двери, даже не подумав взять назад деньги, словно он уже не имел на них права.

— Постой! — окликнула его продавщица.

Мальчик вернулся и взял протянутый ему большой кусок хлеба, покраснев до слезной пелены в глазах. «Спасибо», — подумал он при этом и выбежал на улицу. У него даже спина стала мокрая и горячая, и он не мог понять, почему с таким трудом и смущением взял именно этот хлеб. Ведь ничего подобного не было ни на реке с мужиками, ни с теткой в трамвае. Магазин потому что, в конце концов решил он. Если денег не хватает, то не полагается.

Сев на свое прежнее место у забора, он стал жадно есть. Хлеб был теплый, вкусный, и приятно-тяжелым комом лег у мальчика в желудке. После еды его поклонило в сон. Он боролся с этим изо всех сил, таращил глаза и крутил головой. Спать никак нельзя было, чтобы не прозевать отца. Он ведь и так отвлекался от наблюдения — и с девочкой, и с магазином. Однако душа его, на которую столько вдруг свалилось незнакомого и трудного, настойчиво просила отдыха и забвения — хотя бы ненадолго. «Немножко, чуть-чуть…» — словно шептал ему какой-то тихий, вкрадчивый голос. Веки его смеживались все продолжительнее, все теплее и слаще становилось под ними глазам, все туманнее и страннее казалось ему окружающее, когда он снова и снова, все с большим трудом, поднимал их…

— Парень! — услышал он и одновременно почувствовал, как кто-то трогает, трясет его за плечо.

Он открыл глаза и увидел, что над ним стоит женщина в черном платье с красной повязкой на рукаве. Лицо у нее было темное и суровое.

— Ты что тут? — спросила она.

— Заснул, — ответил мальчик, вставая.

— Это я видела. Что делаешь тут, говорю?

— Я отца потерял. Давно еще…

— А где живешь?

— Поселок Корнево, деревня Углы.

— Понятно. — Лицо женщины оставалось суровым, голос жестким и сухим. — Автобус на Корнево давно ушел. А если ты потерялся, то тебя в милицию сдать надо. Пойдем-ка… — Она крепко взяла его за руку и потянула в сторону автостанции.

Мальчик был испуган и голосом ее, и видом, и шел за ней, упираясь. «В милицию сдать…» — мелькнуло у него в голове. Он видел однажды, как милиция приезжала к ним в деревню: двое мужчин в красных фуражках на трехколесном мотоцикле. Они тогда увезли с собой дядю Евсея. Отец сказал, что в тюрьму.

Ничего не решая, да и не думая, а лишь нутром, инстинктом чувствуя необходимость бежать, мальчик резко вырвал руку из руки женщины и бросился прочь. Когда у него стали слабеть, подкашиваться ноги, он приостановился, посмотрел назад, увидел довольно уже далеко знакомое здание автостанции и спокойно идущих по тротуару редких прохожих. Улица, по которой он бежал, оказалась той самой, ведущей за город, а потом и домой, как объяснил ему недавно старик с мешком.