Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

Как-то Натали наткнулась на Клайва, который плакал среди своих розовых кустов, когда ему следовало быть у себя в приемной.

— Ты, наверное, плачешь из-за любви к Сьюзен? — беспомощно сказала Натали.

— Да, — сказал Клайв так же беспомощно.

— Не из-за горя и боли, которые причинил мне и детям, а из-за себя? Потому что хотел бы быть с ней, не со мной?

— Да, — сказал Клайв, — я хотел бы, чтобы это было так, но это не так.

— В таком случае, — сказала Натали, — это конец. Я не буду больше стараться.

Натали поднялась наверх и выбросила из окон всю одежду и все бумаги Клайва — выбросила из дома, часть в сад, часть на дорогу. Собрались соседи. Наружу летели его школьные фотографии, его первые письма к Натали, его порновидеофильмы, извлеченные из тайничка, его зажигалки, его компакт-диски; его носки, его рубашки, охапки одежды из гардеробов, его изношенные ботинки, которые он никогда не выбрасывал. На это ей потребовался час. Клайв подождал, пока она не закончила, а тогда упаковал то, что она забыла, в картонки, а картонки аккуратно уложил на сиденье своей машины. Порылся среди того, что она выбросила, подбирая нужные ему вещи (как выяснилось, таких оказалось крайне мало — изношенные ботинки, записная книжка с адресами), и унес их в машину. Дети наблюдали за происходящим. Папочка покидал дом. Они были так ошеломлены, что не плакали, — а может быть, так захвачены этим зрелищем. Тогда Натали открыла капот машины, вывинтила свечи и швырнула их в ручей, который столь живописно струился по английскому саду.

— Машина нужна мне, — сказала Натали. — Она моя по праву. Она мне нужна, чтобы возить детей в школу.

Клайв вызвал такси и в нем покинул дом, взяв еще только бумажник и чистую рубашку. Уже накрапывал дождь, и колеса такси еще глубже вдавили в грязь напоминания о более счастливом прошлом. Позже Натали вышла из дома и подобрала запонки. Они были золотые — подарок Клайву от матери. Потом она села в машину и загнала ее в ручей, чтобы вода, журча, струилась через то, что могло напомнить ей о муже, и уничтожила бы все, смыла без следа. Позднее она заявила в страховую компанию, что ее укусила оса, и потребовала выплаты страховки за машину.

Клайв отправился к Сьюзен и сказал:

— Я знаю, ты меня не любишь. Но ведь тебе, конечно, одиноко в Железнодорожном коттедже? Кому-то необходимо заботиться о тебе и маленьком Роланде. Позволь мне переехать к тебе. Пожалуйста!

— Нет, — сказала Сьюзен.

— Но я люблю тебя, — сказал Клайв. — Ради тебя я принес в жертву все. Дом, жену, семью. Все ради тебя! Я теряю клиентов, моя практика приходит в упадок. Когда ты оставила меня, другие сделали то же. Ты все, что у меня есть.

Клайв действительно утрачивал тот уверенный, сытый вид, необходимый преуспевающим юристам. Его усики поседели. Один архитектор, один юрист, один врач. Кто следующий?

— Клайв, — с упреком сказала Сьюзен, — не говори глупостей. Правда, одно время между нами существовала определенная душевная близость. Мы так хорошо разговаривали! Это было чудесно, и я ничуть не сожалею. Но это не основа для общего будущего. Неужели ты не можешь помириться с Натали? Я убеждена, она тебя любит. Столько шума из ничего. И ты просто обязан подумать о своих детях.

А когда Клайв отказался уйти, утверждая, что идти ему некуда, она изложила свою позицию с большей ясностью:

— Пожалуйста, Клайв, не будь назойливым. Из-за тебя, из-за твоей неосмотрительности я потеряла мужа, и Роланд вынужден обходиться без отца. Со мной поступили так жестоко! Пожалуйста, не делай мое положение еще хуже. Вы, мужчины, прямо-таки невероятны.

Клайв снял комнату в городке и бродил по супермаркету в надежде увидеть Сьюзен. Но Сьюзен теперь делала покупки в другом месте и винила Клайва за то, что там они обходились ей дороже.

— К мужчинам с усиками невозможно относиться сколько-нибудь серьезно, — сказала Сьюзен леди Райс, столкнувшись с ней в зеленной лавке. — Но Клайв словно бы твердо решил губить себя. А Натали держится со мной просто возмутительно — поворачивается ко мне спиной на улице, хотя, казалось бы, должна постараться избегать меня, ездить за покупками днем, а не с утра. Не моя вина, что ее муж влюблен в меня. Ей следовало бы лучше о нем заботиться, ведь сексуально она полностью фригидна. Розамунда Плейди ее лечила от этого. Я думала, она на моей стороне, но она холоднее даже тебя, Анджелика. Вам всем свои обиды дороже подруги. Почему Натали просто не попросит Клайва вернуться, не обойдется с ним ласково? Он бы очень скоро обо всем позабыл. Женщины поднимают такой шум по подобным поводам! И как это близоруко с ее стороны. Если мы оказываемся с Натали на одной вечеринке, она уходит, чуть меня увидит. Так глупо! Если она будет устраивать такие сцены, ее перестанут приглашать.

Естественно, Сьюзен была права. Сьюзен приглашали все время, а Натали — нет. Те, с кем обошлись несправедливо, — такое гнетущее общество!

— Розамунда тоже хороша, — сказала Сьюзен. — Ведет себя со мной так странно. Абсолютно непрофессионально с ее стороны.

— Но ты ведь уже не ее пациентка, Сьюзен, — сказала леди Райс. Сьюзен рассыпалась в восторженных похвалах качеству и цвету местных яблок, и жена зеленщика, глядя на нее с обожанием, предложила ей пакет бесплатно. Сьюзен взяла.

— Но Розамунда такая сплетница, — сказала Сьюзен. — Все эти глупости о том, что ты потребовала эстрогенный имплантат, когда мы все знаем, как сильно Эдвин хочет ребенка Помнишь, как он плакал, когда я потеряла моего? Вы с Эдвином были так добры ко мне. Я этого никогда не забуду. Вы мне точно брат и сестра. Но Розамунда… Почему она так ко мне относится?

— По-моему, она думает, что Роланд на самом деле сын Ламберта, — сказала леди Райс. — А вовсе не Хамфри.

Сьюзен побледнела. Краски сбежали с ее лица. Оно обострилось, и выглядела она лет на сорок, а не на тридцать с небольшим. Она вышла из лавки. Леди Райс последовала за ней.

— Анджелика, ты должна всем объяснить, что это нелепо, — сказала Сьюзен. — Достаточно взглянуть на Роланда, чтобы убедиться, что он сын Хамфри. Роланд унаследовал все таланты Хамфри и лучшие его качества, благодарение Богу. Бедный Хамфри эмоционально ущербен, как многие англичане его поколения. Но ведь на гены это не действует, верно? У меня никогда ничего с Ламбертом не было, хотя он всегда был чуточку влюблен в меня, так что уговоров хватало! Мужчины так маниакальны, верно? И так фантазируют. Они вечно утверждают, будто ты с ними спала, хотя этого и близко не было. Просто они пытались, а ты ответила «нет». Неудивительно, что Розамунда утрачивает свою хватку. Разумеется, Ламберт говорит то же самое про тебя, Анджелика. Ты это знаешь? Деревенская жизнь — это сплошные проблемы.