Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

И видимо, совсем оправившись, Сьюзен пошла по деревенской улице — корзина на локте, твердый шаг, светлые волосы золотятся, такая экзотичная и в то же время домашняя, исполненная неколебимой уверенности в своей прекрасной натуре и обаятельности.

Если в голове леди Райс загалдели возбужденные голоса, она их не услышала. Она превратила свою глухоту в свою силу.

Л еди Райс навестила Розамунду. Это казалось разумным.

— Ты и Ламберт? Я никогда ничего подобного не говорила, — сказала Розамунда леди Райс. — Сьюзен, или Великая Прелюбодейка из Барли, как ее называют некоторые, просто обожает строить пакости. Роланд бесспорно, по всей вероятности, сын Ламберта, но, к счастью, Ламберт покончил со Сьюзен после ее моментов страсти с Эдвином. Не пугайся так. Я вовсе не хочу сказать, что у Эдвина была связь со Сьюзен, а всего лишь, что Ламберт с его паранойей верит в это. Так в чем разница? Меня устраивает такая его уверенность.

Ламберт вернулся домой к Розамунде. Нанесенный Сьюзен ущерб, как заметила Розамунда, пока ограничивался тремя семьями, четырьмя детьми — двое ее, двое Натали — и еще младенцем, который так и не родился. Деревня успокоилась, сплетни стихли. Розамунда начала восстанавливать свою практику — главным образом среди сирых. У нее появилось больше пациентов с варикозными венами, меньше — с эмоциональными проблемами.

— Кстати, Анджелика, — сказала Розамунда, — я опять беременна. Не думаешь ли ты, что вам с Эдвином пора подумать о детях?

Голос металлически прозвенел у нее в голове: «да-да-да», но она его проигнорировала.

— Нет, не думаю, — поспешно сказала леди Райс. Леди Райс обнаружила, что боится перемены, боли, растущего живота, дележа своего тела с кем-то другим. Растить младенца, растить чудовище — где разница? Леди Райс была такой маленькой, с узкими бедрами. А Эдвин был большим. Если ребенок унаследует телосложение Эдвина, как он выберется наружу? Прежде она обо всем этом не задумывалась. Материнство представлялось леди Райс в ее обескураженном состоянии крайне плохой идеей.

Как быстро пролетало время — лава дымила и шипела в кратере вулкана, но не извергалась. Райс-Корт фигурировал в брошюре «Наследия», как трехзвездная семейная экскурсия. По субботам и воскресеньям посетители насчитывались тысячами. Леди Райс была очень занята. «Английское наследие» взяло на себя управление, но Эдвин хотел, чтобы леди Райс не выпускала вожжей из рук, и потому она их не выпускала. Был устроен маленький зоопарк. Особой приманкой стал питон, которого дети могли подержать. И еще обезьянник, где, если на вас была обувь со шнурками, вам рекомендовали их снять и надеть бесплатные холщовые чулки с гербом Коуортов, а потом вы могли забрать их домой. Идея леди Райс, очень удачная.

— Ну пожалуйста, придите на день рождения Роланда! — сказала Сьюзен сэру Эдвину и леди Райс. — В субботу ему исполняется четыре года. Я пригласила Розамунду и Ламберта. Им пора забыть про эту глупую ссору со мной. Я пригласила Хамфри, но он говорит — нет и нет. Так нецивилизованно! Если он не хочет сделать усилия над собой ради меня, так, казалось бы, должен сделать его ради родного сына и даже кое-что починить в доме. Котел снова протекает. Но нет. Люди тут такие злопамятные!

С ьюзен очень мило украсила сад для празднования. У нее был особый дар устраивать все очень мило. По бордюрам вились гирлянды разноцветных лампочек. Миниатюрные глазированные пирожные были уложены очаровательно; имелось шампанское. Сьюзен забыла про соки для детей, но они отлично обходились кипяченой водой. Леди Райс сказала мужу, что это словно бы не столько детский праздник, сколько празднование детства самой Сьюзен.

— Вы, женщины, всегда готовы уколоть бедняжку Сьюзен, — сказал Эдвин. — Полагаю, вам нужен ваш козел отпущения.

Розамунда также отклонила приглашение, хотя все сколько-нибудь заметные и влиятельные люди в округе его приняли. Так мелочно с ее стороны не прийти себе же назло, как указала Сьюзен. Уж кому-кому, а Розамунде нужно заводить друзей и влиять на людей ради своей практики. Однако Ламберт пришел. На Ламберте была рубашка, расстегнутая до пупа. Брюки у него держались на веревочке. Шнурки на ботинках не были завязаны, Но такая расхристанность казалась выражением торжества, а не трагедии. Глаза у него искрились. Он словно достиг маниакальной стадии и в сад влетел, вопя, распевая и колотя кулаками по волосатой груди.

— С тобой все хорошо, Ламберт? — спросила леди Райс в растерянности.

— Не просто хорошо, — ответил Ламберт. — Сегодня я ушел из дома. Ушел от Розамунды. Попробуй-ка поживи с врачом!

И он ухватил леди Райс за оба плеча и умоляюще уставился ей в глаза.

— Каждый человек заслуживает счастья, верно? Я творческая натура. Меня нельзя засовывать в форму; я не могу жить так.

Ну, все, правда, говорили, что Розамунда пытается принудить Ламберта к респектабельности, чтобы он вел себя как муж и отец, хотя на самом-то деле он был писателем и гением.

— Розамунда меня уничтожает, — сказал Ламберт. — Сьюзен не справляется тут одна, она чувствует себя одинокой, испуганной. Она попросила меня переехать к ней. А Национальный театр ставит мою пьесу.

— Я так рада за тебя, — проговорила леди Райс, стараясь сориентироваться в таком количестве нежданной новой информации. — Слава и богатство уже на подходе.

— Они мне не нужны, — сказал Ламберт. — Мне нужна только Сьюзен.

Сьюзен смеялась и болтала с гостями. Она держала Роланда за руку. Мальчика она одела в праздничный костюмчик по моде столетней давности — белые оборочки, broderie anglaise [2] английские кружева (фр.). , гетры, черные лакированные туфельки. Он был тихим, апатичным ребенком, что и к лучшему.

— Что говорит Розамунда? — спросила Анджелика. — Она против?

— Розамунда еще не знает, — сказал Ламберт. — Я хочу, чтобы ты ей сообщила про это, Анджелика. Ты же ее подруга. Розамунда так быстро смирится с моим уходом, что ты поразишься. Я ведь просто удобное подручное средство. Я Розамунде даже не нравлюсь; просто она хочет завладеть мной и мучить меня, потому что я художник. Тому, что между нами, возможно, и было, теперь конец. Вот Сьюзен… Сьюзен знает, что такое любовь.

Сьюзен увидела Ламберта, взволнованно помахала ему и побежала навстречу. Из-под ее белого воздушного платья выглядывали большие несуразные тапочки. Розамунда как-то сказала Анджелике, что Сьюзен страдает мозолями.

— Дикарь, — сказала Сьюзен Ламберту, проводя пальцем по его щетинистому подбородку. — Дикарь! Дикий зверь! Вижу, мне придется укротить тебя, немножко привести в порядок. Где твои вещи? Не говори, что ты пришел без всего!