Дмитрий Манасыпов - Тренер

– Полянка и полянка. Главное – люди!

Как мастерски акцент сделан, по нему, наверное, актерское мастерство изучать можно. Даже скучающий Зуев обернулся, слушает, улыбается, верит в хорошее и доброе, сказанное таким важным человеком.

И чего ждать?

Их глаза встретились. Серые мэра и карие Столешникова. По глазам читать сложно, но Столешников вдруг увидел четкое: раздавлю. Ну, попробуй… эти парни вокруг его, они ему верят, они…

Играя с мастером, помни, что у него в рукаве всегда есть козырь. Хороший мастер всегда немножечко шулер.

– Кстати, поздравляю со «Спартаком», Юр! Народная команда. Понимаю, долго ждал приглашения… Всем надо расти. Только ты не думай, никто тут на тебя не в обиде…

Никто? Сволочь ты, Владимир Анатольевич, серьезная сволочь. Зачем вот так, даже если знаешь? Разве они такого заслуживают, они, поверившие в себя вместе с ним, Столешниковым, выброшенным на обочину? Зачем?

Масяня вскинулся, обжег взглядом, отвернулся. Сложно читать в глазах? А сколько у него сейчас читалось и сразу? Обида, боль, злость и… усталое понимание.

И что еще ты приготовил? Контрольный в голову? Так не тяни, давай покончим со все разом…

Разговор без слов оказался понятен обоим. Улыбка мэра, отеческая и довольная, говорила сама за себя. Добил, раскатал в лепешку, унизил и далее, по списку…

– А если опять что не заладится – как говорится, милости просим!

И развернулся, не прощаясь с не интересными ему парнями в бутсах и гетрах, растерянно стоящими посреди вытоптанного за сезон газона.

– Ну что, не будем мешать товарищам, пусть играют.

Столешников долго провожал их взглядом. Смотрел, не желая оборачиваться, знал, они все уже собрались за спиной, ждут, хотят услышать правду.

А правда в том, что он их кинул. Развел, завел и кинул. И объясняй, не объясняй себе причины и следствия, лучше не станет. Рад Столешников, что именно так сложились обстоятельства? Вроде бы да… да «бы» мешает.

Ладно… Разговора не избежать, и лучше не откладывать.

Смотрят. Все до единого, смотрят только на него. Такие разные они все, большинство моложе, есть почти ровесники, пара человек даже родились раньше… а смотрят одинаково. Как на старшего брата, которому верили, за которым шли, а он… а он взял и предал.

Позади тяжело переваливался подошедший Бергер.

А не выдержал его самый тонко душевно настроенный игрок. Зуев.

– Чего? Реально в «Спартак» возвращаетесь? А… Когда?

– Караганда! – рявкнул умница Бергер. – Чего встали, мандалаи, тренировка окончена, что ли? Чего стоим, давайте в аквариум, бегом… марш!

Масяня что-то хотел сказать, но… хорошо, не сплюнул, просто махнул рукой. И побежал за остальными.

Бергер провожал их взглядом, отвернувшись от Столешникова. И хорошо. Сейчас Юре не хотелось бы узнать, что этот, один из немногих уважаемых им людей, о нем думал.

Столешников не попрощался. Не за чем.

Лариса прокручивала игру за игрой. Ускоряла, без звука, лишь иногда останавливая изображение. Системы, на первый взгляд, никакой: вот падает Балкон, срубленный двумя защитниками, вот камера прямо на Ярославе, Брагинском пацаненке, что теперь всегда у скамейки запасных, вот Бергер, топорща отросшие усы, ругается на Додина, чуть ли не пинком отправляя за мячом, вот… вот Столешников на том самом матче сидит статуей на трибуне, лицо рубленое, жесткое и чужое.

Привезла волшебника на свою голову. Он ее и вскружил, и не только ей. Ладно сама Лара, чего в жизни не случалось, все сможет пережить. Как там говорится? Все, что не убивает, делает нас сильнее? Она жива, остальное поправимо. Город жалко, ребят ее жалко, только-только поверивших в себя, почувствовавших вкус победы… Варю. Даже Варю, вдруг нашедшую свое счастье, тоже жалко.

Не понимает тренер Столешников, с высоты своего полета, простых вещей: люди – существа хрупкие. Сломав, их очень сложно починить обратно.

Легок на помине, дверь пинком в сторону, глаза злые.

– Можешь мне ничего не объяснять… – Лариса кивнула на стул. Столешников не сел, оперся о столешницу, нависая над ней.

Про «Спартак» она узнала часа два назад, когда оттуда позвонили. Да-да, конечно, мешать не станем, контрактом не попрекнем, Юрий Валерьевич и так многое сделал, мы все понимаем… да-да, все прекрасно, можете не извиняться, бизнес есть бизнес.

Она два часа сидит тут в ступоре. Два часа пытается ответить на непростой вопрос: как? Как ей быть дальше? А он злится. Чего ты злишься, Юра?

– А я извиняться не собираюсь!

Это заметно. Когда хотят извиниться, вот так не заходят. Да она и не ждет. Чего ж ты злишься, Юра? На себя?

А так и есть. Позвали тебя к «мясным», езжай, там же хорошо, престижно, доходно. Но, на самом деле, ты сам этого не хочешь, совсем не хочешь, вот и срываешь на других свою злость. Гордость бы тебе в жопу запихать, Юрий Валерич, взять и сказать: попроси меня остаться!

И ведь попросила бы, попросила, хотя так неправильно. Какой он был меньше полугода назад? Дерганный, злой, не верящий ни Богу, ни черту, никому. И в него никто не верил, списали по полной программе.

Только она и поверила. И ей сейчас унижаться? Нет!

– Кто бы сомневался, – Лариса тоже встала.

Спокойно, держи себя в руках. Нельзя ему показывать…

Столешников выпрямился, смотрел ей в глаза.

– С самого начала правила игры обговорили. Ты меня вообще не предупредила. Пленную команду в зубы – и вперед! Я тебе сказал: смогу вернуться, вернусь. Какие ко мне вопросы?

Да нет вопросов вообще. Как тогда, после первой его игры, здесь, в ее кабинете, все обговорили, так их и нет.

– Лар, главный тренер главной команды страны! Кто бы отказался?

Она смогла сдержаться. Не сказать, что он мог бы. Мог бы. Ради ребят, ради Бергера, ради нее, ради того чуда, которое они все вместе сотворили… Ради себя, наконец.

– Ты кому это сейчас доказываешь? Мне это не нужно все. У меня к тренеру Столешникову претензий никаких.

– А какие могут быть претензии? Клуб дал результат. Мы в финале Кубка! Вы же этого хотели? Я для этого сюда приехал. Вопрос решен!

Решен, решен…

Тихо, тихо, Лара… Сядь, мысли собери, себя собери, терпи, терпи…

Столешников обошел стол, оказался рядом. Стоял, нависая над ней, не понимая простой вещи: так можно себя вести только с очень близкими людьми, с друзьями или… только с ними. Неужели тебе непонятно, Юра? Твое место не там! Столица, лучший клуб, лучшие игроки, еврокубки, Господи!!! Да не…

– Лара, ты чего молчишь?

Ой, дурак… какой же ты дурак, Столешников.

Все.

Не смогла.

Слезы вроде бы это хорошо. Нервы расслабляются, выходит с ними ненужное, только почему же так стыдно?

– Лара…

– Выйди…

– Что?

Тихо. Зубы сожми, кулаки тоже, так, сейчас… Сейчас отпустит, и ничего она ему не скажет. Кроме…