Дмитрий Манасыпов - Тренер

Фортуна. При чем тут фортуна? Они сделали это все вместе – не только команда – еще и ее болельщики. Через ругань, недоверие, злость, примирение и, наконец, понимание. Футболки с символикой, потом никем не виденные в мусорках, баннер у стадиона, – это все сделали парни из «Барабульки». И веру в себя подарили игрокам они. Как все изменилось за это время, как преобразились люди. И он.

А Даша? Девочка совсем, но какое сердце, какая сила внутри нее. Как она сидела в последний день, когда думала, что никто ее не видит. А Столешников видел все. Он зашел взглянуть в последний раз на стадион, попрощаться, чтобы его тоже никто не увидел. А там Дарья. Сидит, одна-одинешенька, смотрит на поле. И чайка эта прилетела откуда-то. На стадионе живут вороны. Чайки – в порту. А эта, потрепанная, огромная, сидит на флагштоке, и ни с места, не обращает внимания на этих серых птиц внизу, смотрит поверх куда-то вперед. Ему бы этой чайкой стать – дышать морским воздухом и летать на просторе. А он снова приземляется на прикормленное место.

– Дамы и господа, наш самолет произвел посадку в аэропорту Шереметьево.

Прилетел.

Москва… Вся его жизнь прошла в этом городе.

Столешников никого не предупреждал, когда он прилетит, просил, чтобы не встречали. Хотел побыть наедине со своими мыслями, прежде чем окажется в команде. Ожидая такси, ушел подальше от людей. Прохаживался по пешеходке у зоны маршруток. Застегнулся плотнее, почему-то стало холодно.

Футбол для Столешникова был всегда на первом месте. Он даже из школы своей ушел, чтобы было удобнее ездить на тренировки. Старую школу, куда мама с трудом смогла устроить своего сына, он любил. Школа была действительно старая, она пряталась в изгибах переулков Пречистенки… Это здание помнило царя, войну, коммунизм, перестройку… Новую десять лет назад выстроили на тогда еще московской окраине, и была она типовой, буквой «П».

Через три года, приехав с межрегиональных раньше на пару дней и получив отгул от отца, Юра просто гулял по Москве. Все его друзья сидели за партами, а он скучал без компании. И ноги сами понесли Столешникова туда, где он отучился четыре класса.

Внутрь прошел спокойно, нашел свой класс, зашел. Его узнали. Ребята здоровались, спрашивали, как дела… и все. Вроде бы вот, с Лешкой ходили в музыкалку, Нине помогал носить портфель, с Женькой даже подрался… А им и неинтересно ничего. Улыбаются вроде, головами кивают – из вежливости. И лица такие напряженные, мол, раз пришел – заходи, но мы тебя не ждали.

Столешникову тогда так горько стало. Он ушел, не попрощавшись. Глупости, вроде, но его тогда зацепило. Он понял, что значит быть ненужным. И это чувство пронес с собой через всю жизнь.

Он рос, у его отца росла коллекция дипломов, медалек, кубков и благодарственных писем. У отца потому, что он, Столешников, все свои победы посвящал папе – самому преданному болельщику, самому верному другу.

К тому самому матчу с румынами Столешников имел хороший лофт, офигенную тачку, относительно неплохой счет в банке, уверенность в себе самом и команду, где каждый второй считал его своим другом.

После одного единственного промаха вещи и бабло, пусть и уменьшившись, остались. А вот друзья внезапно исчезли.

А теперь ему предстоит вернуться в клуб. Как много лет назад в первую школу. Только в школе никто не плевал ему в спину, когда он ушел. Переживали даже. А здесь…

Машина сигналила уже не первый раз. Водитель даже вылез наружу, привлекая Юрино внимание. Столешников сел сзади, бросил сумку на сиденье.

– Почему вы мне сигналили? – он додумался спросить, уже когда машина тронулась.

– Вас же на «Открытие»?

– Да…

– Ну, а я, главное, смотрю, думаю… Столешников? Пригляделся, точно, вы! А куда ж вам еще, если не к своим, да?!

К своим…

– Хорошо, что приехали. Теперь у них дела вообще пойдут, думаю!

Столешников не ответил, уставившись в панораму за стеклом. Водитель вскоре тоже замолчал. Может, обиделся, кто знает?

Стадион показался сразу, как Столешников открыл глаза. Сверкал огнями, бликующими на бело-красных ромбах, черной ломаной линией перед стадионом возвышался сам Спартак.

– Не доезжайте до центрального, вон там встаньте… – Столешников показал, помолчал. – Вы не обижайтесь на меня, пожалуйста. Как-то… сложно все, в общем. Мне вам и сказать нечего. Спасибо, что болеете.

Таксист кивнул, убирая деньги.

– Да ладно… Это…

– Фото?

– Да не… Я, в общем, за «коней». Но все равно, удачи!

Столешников не выдержал, расхохотался, выходя из такси.

Столешников уже и позабыл, насколько величественно выглядит «Открытие». Он ни в какое сравнение не шел со стареньким стадионом, где тренировался «Метеор». Гордый. Красно-белый. Новый. Современный.

Столешников остановился у статуи. Улыбнулся… Да, ты мне не старый друг, но тебя я все равно рад видеть. Есть в тебе одна важная черта, железяка… Ты неизменен.

Петрович ждал его. Ждал, обрадовался, сразу видно, хотя, вида он и не подал. Серьезен и деловит, как всегда. Ждал в правильном месте – помнил. Петрович вообще многое делал очень правильно.

Он стоял на кромке поля, наблюдая за работой современной системы по уходу за газоном. Столешников даже не знал, как называется эта машина и что она делает. Но газон выглядел невероятно – изумрудная густая трава переливалась остатками полива, ровная, густая, едва заметно идущая волнами.

– Сколько игр было?

Старое не забывается. Они со Столешниковым всегда так говорили. Сначала о деле, остальное потом.

– Пятьдесят четыре.

– Неплохой газон к концу сезона…

– Ну, так есть кому заботиться… Тут даже функция подогрева чуть ли не с космическими технологиями. Куча инженеров все продумала. Закопали тут датчиков, труб, аэрацию, хренацию… черт ногу сломит. Все автоматическое. Все инновационное. Сертификатами и патентами тренерскую обклеить можно. Только… Знаешь, что самое главное, Юра?

– Ну?

– Агроном. Вон тот, хмурый, видишь? Борисыч… приходит после каждого матча со своей волшебной палкой, постоит, походит, подумает, кивнет головой, потом поколдует что-то, поговорит с травой и уходит. Вот он главный. Он решает, когда на поле выходить, а когда только с бровки любоваться. Даже я у него в подчинении. Не эта вот вся хиромантия цифровая, а он. Человек. Потому что, когда эта игра будет зависеть от цифры, когда компьютер будет решать…

Петрович обернулся к нему, прищурился. Год с лишним не виделись, а все такой же, все же свой…

– Когда, Юра, машина будет решать – пересек мяч линию, не пересек, это перестанет быть футболом. Потому что машины – они могут все, но у них только одна проблема – у них нет страсти. И никогда не будет сердца. Я часто вижу у людей вопрос в глазах – а зачем все это? Ну, победили, что дальше? И только человек со своей страстью, со своей верой способен хоть на некоторое время, но ответить на этот вопрос, и заставить людей поверить в то, что в их жизни нет ничего невозможного. То, что ты сделал с «Метеором», дает мне право доверить тебе нечто большее…