Йозеф Кадлец - Повести

Среди запыхавшихся игроков носился плешивый судья в черной майке и трусах и яростно свистел, но никто не обращал на него ни малейшего внимания.

Ярослав болел за наш клуб, он злился и нервничал, когда у наших игроков что-нибудь шло не так, он свистел, скандировал вместе с другими болельщиками «судью на мыло!» с такой силой, что у меня закладывало уши.

Забрызганные грязью игроки бешено носились по полю, сбивали друг друга с ног, дрались, их форма была такая грязная, что с трудом можно было угадать, кто из какого клуба.

И как же мы ликовали, когда за минуту до конца матча нашим удалось наконец забить мяч в ворота противника! Это был единственный гол за весь матч, который судья поначалу не хотел засчитывать, но под напором разъяренных зрителей в конце концов уступил. Тут уж зрители не выдержали: сбив шаткие ограждения, они бросились на поле — в такой неразберихе продолжать игру было невозможно; судейский свисток возвестил об окончании игры, и с трудом завоеванная победа осталась за нами.

Между тем дождь перестал, выглянуло солнце, но для лета день, оставался на редкость холодным.

Зрители расходились по домам, болельщики нашего клуба были в восторге от острых воскресных переживаний. Меня в отличие от моего друга Ярослава игра нисколько не волновала, рядом с ним я, занятый своими невеселыми мыслями, выглядел безучастным наблюдателем.

В толпе, сгрудившейся у узкого выхода с поля, нас заметили наши ребята, они протиснулись к нам и с вызовом предложили:

— А не отметить ли нам победу в «Трактире у стеклодувки»?

— Там? — удивился Ярослав.

— А почему бы и нет? Это ведь тоже в нашем предместье, — ответили ребята. — И потом, там всегда весело.

Я оживился, хотя мне все еще не верилось, что наше предместье примирилось с «Трактиром у стеклодувки», признало его, хотя это действительно было так. Все будто давно сговорились и теперь без лишних слов гурьбой направились туда отпраздновать победу.

— Пошли и мы, — предложил я Ярославу. — По крайней мере сами убедимся, правду ли болтают…

И так, беспорядочной толпой, мы двинулись с футбольного поля сначала по нашей улице, потом по проселочной дороге к лесу; казалось, мы идем на штурм крепости.

К нам присоединилось довольно много людей, так что я стал даже опасаться, поместимся ли мы там все. День был прохладный, перед трактиром никого не было, дощатые столы, мокрые от дождя, поблескивали в лучах солнца. Поскольку мы одеты были тепло, по погоде, то с ходу двинулись к столам, расселись по мокрым скамьям и заняли все до последнего места.

Вскоре к нам вышел Зубодер, по крайней мере мне показалось, что это он, так как он сильно изменился с тех пор, что я видел его в трактире «На уголке». Вид у него был солидный, сытый: круглое, «пивное» брюшко торчало из-под короткой жилетки, в углу рта — виргинская сигара. И походил он скорее на хозяина карусели или бродячего цирка, чем на владельца загородного трактира. Любезно улыбаясь и учтиво кланяясь, он говорил:

— Приветствую вас, господа! Мы рады гостям…

Он понял, что наше предместье пришло заключить с ним перемирие, и был сама любезность и услужливость; быстро переходя от стола к столу, он принимал заказы, и вот уже зазвенели кружки и послышался веселый многоголосый гомон — совсем как в трактире «На уголке». Бедный трактирщик Пенкава! Вот бы удивился он, узнав, как вероломно изменили ему его постоянные клиенты, как легко нарушили свой зарок.

Когда Зубодер всех обслужил, появился второй, с гармоникой; он принес с собой табурет, подсел к нам и заиграл. Да, скажу я вам, гармонист он был хоть куда! Играл то бодро и энергично, а порой до того трогательно и печально, что слезы подступали к глазам, и вот уже снова наяривал так, что дух захватывало. Хриплые, надорванные голоса нарушили тишину заброшенного завода и доносились до нашей улицы:

В дверях промелькнула женская фигура и тут же скрылась: верно, женщина высунулась поглядеть, что делается за столами, а увидев столько новых гостей, ушла причесаться или там приодеться, чтобы показаться в наилучшем виде. Когда она снова появилась, я понял, что это не моя Златовласка; она была немного старше, полнее, с черными как смоль волосами, высокая, стройная.

Когда она, собирая кружки и тарелки, шла между столами, тесно сидящие на лавках мужчины жадно оглядывали ее фигуру в голубом свитере и шерстяной юбке, а кое-кто даже нахально тянул к ней руки, но она ловко уклонялась, как бы вообще не замечая их приставаний.

— Эмча, — кричал ей Зубодер. — Еще три порции гуляша! И два рома в конец стола!

Эмча поспевала всюду, она обслуживала нетерпеливых гостей, подпевала им и, конечно же, оживляла мужскую компанию.

— Вот это да! — с видом знатока произнес Ярослав. — Ты только посмотри, какая походка…

Она на минуту задержалась около нас и с улыбкой спросила:

— Чего желают юные господа? Что вам дать, чтобы согреться?

— Ром, — произнес я уверенно. — Два рома!

Она приняла заказ и поспешила к дому.

— С ума ты сошел? — набросился на меня Ярослав. — С каких это пор, интересно, ты потребляешь ром?

— Не бойся, плачу я, — успокоил я его.

Я дождался, когда она принесет нам ром, и тотчас же огорошил ее вопросом:

— Скажите, у вас случайно нет сестры?

— Случайно есть, — улыбнулась она. — Вы ее знаете?

— А нельзя ли с ней поговорить?

Эмча удивленно посмотрела на меня, будто не поняла моего простого вопроса.

— Нет, нельзя, — наконец строго ответила она. — Сестра больна.

— Передайте ей, что здесь Ян, — с трудом выдавил я из себя. — Она меня знает.

— Скажи пожалуйста! — удивился Ярослав. — Откуда у тебя такие знакомства?

Я промолчал.

Не успел я допить свой ром, как Эмча снова подошла к нам, доверительно склонилась ко мне и прошептала:

— Я все передала. Она шлет вам привет, говорит, чтобы вы снова пришли сюда. — И спросила: — Принести еще рома?

— Нет, спасибо, больше не надо, — отказался я. — Сколько с меня?

Остальные тоже расплачивались и собирались уходить, дело шло к вечеру, сильно похолодало. Только несколько подгулявших гостей еще пели под гармонику, но и они вскоре перешли в дом — неприветливое каменное строение, где его владельцы оборудовали небольшой зал для гостей.

Мы с Ярославом возвращались домой по проселочной дороге.

— Ты не говорил мне, что знаком с сестрой Эмчи, — начал Ярослав. — Она что, красивая, как и эта? — спросил он.

— Я встретил ее однажды вечером у пруда. Я там купался, и мы вместе плавали до островка, — признался я. — Красивая она? По-моему, красивая. Такая худенькая, светловолосая…