Йозеф Кадлец - Повести

— А что бывает с тем боксером, который убил или изуродовал своего соперника? — поинтересовались гости.

— Что может быть? — переспросил Эда. — Если он не нанесет удара, то получит его сам. Если ты не нокаутируешь противника, он нокаутирует тебя…

Однако и этот разговор не изменил общей настроенности вечера. Зато внимание всех теперь сосредоточилось на Эде.

И Эда, как ни странно, то ли под действием выпитого, то ли оттого, что взоры всех обратились к нему, неожиданно разговорился. Возможно, это произошло и потому, что он хотел произвести впечатление на барышню Коцианову.

— Как-то один парень из Пардубиц так впаял мне в лоб, у меня аж искры из глаз посыпались, и я чуть не оказался в нокауте. А он все колотил меня, словно спятил. Тогда уж и я рассвирепел и вмазал ему в лоб, причем старался бить в одно место. Но он вроде бы и не чувствовал ничего, наскакивал на меня и норовил ударить в затылок. Потом мне удалось крепко дать ему по носу… и он уже не встал.

Эда так увлекся, что чуть было не начал демонстрировать свои удары. Людвик не мог припомнить, чтобы он когда-либо с такой охотой рассказывал о своей карьере боксера.

— Порой град ударов настолько выбьет из тебя сознание, что сам не знаешь, жив ты или нет, — продолжал Эда.

— Это оставляет последствия? — довольно бестактно поинтересовался Ремеш.

— Последствия? Какие последствия? — не понял Эда. — Во время встречи с Некольным я получил сотрясение мозга. То состояние, которое у меня было тогда, время от времени повторяется. Оно наступает, когда его меньше всего ждешь. Иногда, мне кажется, влияет и погода, — признался он. — А иногда бывают у меня какие-то невероятные видения…

— Какие видения?

Эда не заставил себя долго упрашивать, он откровенно заговорил о том, что его мучило. Возможно, этим он хотел показать себя компанейским парнем.

— А вот, к примеру, такие. Иду я как-то по улице, гляжу на людей и замечаю одного мужчину, который спокойно шествует впереди. И вдруг я вижу, что он одноногий и с трудом передвигается по тротуару на костылях. А на самом-то деле он идет нормально, и ноги у него в порядке. Или вот еще: слежу за человеком, у которого нет головы, но тем не менее он пытается перейти улицу, и машина его сбивает. На самом же деле нормальный человек безо всяких проблем переходит улицу. Иногда мной овладевает такое чувство, будто заранее знаю, что́ с тем или иным человеком рано или поздно случится.

Все с удивлением слушали Эду.

— Или встречается хорошенькая девушка, красиво одетая, вся надушенная, кокетливая, она так стреляет глазками, что ни один парень не пройдет мимо, не оглянувшись, а я вдруг вижу под ее элегантной шляпкой вместо головы голый белый череп с пустыми глазницами. Тогда даже у меня самого мороз пробегает по коже…

— Мы вам тоже такими кажемся? — спрашивали его.

— Нет, такие видения бывают не всегда. Они появляются при определенных условиях, — объяснял Эда. — А на врагов, изменников и предателей у меня особый нюх. Я их распознаю моментально. Неважно, в штатской они или в военной форме. Если, к примеру, попадается мне офицер с военным крестом, я вижу на его груди вместо креста сквозное ранение с запекшейся кровью по краям…

Хуже всего сейчас чувствовал себя юбиляр, он сердился на Эду — тот явно стал центром всеобщего внимания, в то время как все должно было крутиться вокруг него, пана Дашека. Он снова принялся угощать, сетовал: мол, никто ничего не пьет, а хорошие напитки теперь раздобыть нелегко. С трудом извлек он свое массивное тело из мягкого кресла и сразу заполнил собой все свободное пространство комнаты.

К Людвику подошел пан Пенка и доверительно шепнул ему на ухо:

— Разве ваш друг не знает, что эта Коцианова путается с офицерами?

— С какими офицерами? — недоуменно спросил Людвик.

— Подумайте, может, сами догадаетесь, — скорчил гримасу Пенка и отвернулся от него.

Людвик следил, как он разговаривает с юбиляром, любезный, прилизанный, лукавый, и думал, что́ он за человек. Дома бывает редко, а когда приходит, то незаметно проникает в свою комнату, и никто не знает, тут ли он. Говорят, есть у него богатая дамочка, которая требует, чтобы он на ней женился, у нее он проводит вечера, а то и ночи, но свято оберегает свою независимость.

Всем становилось ясно, что из этого вечера не удастся выбить ни искорки веселья, и потому гости постепенно расходились. Первым ушел Ремеш со своей провинциальной женушкой, за ним остальные.

Наконец остались только свои — жильцы этой квартиры, но и они быстро разбрелись по своим углам: ушел пан Пенка, за ним барышня Коцианова, потом Эда; с хозяином остался, как ни странно, Людвик.

— Полюбуйтесь, какие люди неблагодарные, — недовольно проговорил Дашек. — Хозяин в лепешку расшибается, бегает по магазинам, чтобы сделать гостям приятное, а они это нисколько не ценят. Им лишь бы поскорее уйти домой, забраться под одеяло и дать храпака…

— Да, столько всякого вина, — с восторгом промолвил Людвик, глядя на батарею бутылок на столе, — но бывает так, что человеку не хочется пить…

— Со мной такого не бывает, — сказал Дашек, налил себе рюмку, выпил и в знак удовольствия причмокнул языком.

Дождь и ветер хлестали в окно, капли стучали по жестяному сливу.

— Выпейте-ка рюмочку на сон грядущий, — предложил Людвику юбиляр.

Людвик не противился.

— Вы, провинциалы, удивительные люди, — мудрствовал Дашек. — Всюду и во всем вы ищете стабильность, словно она возможна в современном мире. В нашей жизни все шатко, все неустойчиво и нет опоры…

Людвик улучил подходящий момент, пожелал хозяину доброй ночи и пошел спать.

Дашек один сидел за столом, уставленным бутылками, за частоколом которых терялась скромненькая герань.

Эда куда-то исчез. Его кровать осталась нетронутой. Может быть, он направился в свой любимый бар «Денница», а может, его завлекла в свою пропитанную запахом косметики комнату девица Коцианова.

Наконец настало воскресенье, и можно было вволю поспать.

За окном занимался бледный день, дождя уже не было, изредка из-за туч проглядывало своенравное солнце.

Едва проснувшись, Людвик сразу же подумал о том, что сегодня у него свидание с хорошенькой стенотиписткой из юридической конторы. Это было событие, и довольно значительное. Возможно, он слишком многого ожидал от этого свидания, а такое не всегда приводит к добру: чем больше человек на что-то надеется, тем сильнее потом разочарование.

Засунув голову под подушку, крепким, беспробудным сном спал Эда — хоть из пушки пали, не услышит. Людвик никогда еще не видел, чтобы он так крепко спал. Пришел он под утро, уже светало, тихо разделся, лег и мгновенно заснул. И ничего не мешало ему, хотя дом уже наполнился всевозможными звуками: голосами жильцов, скрипом и хлопаньем дверей.