Йозеф Кадлец - Повести

Он набрал номер и услышал ответ. Людвик сразу же узнал ее приветливый голос.

— Я нашел в кармане коробочку от ваших сигарет, — сказал он.

— Слишком долго вы ее искали. За это время я бросила курить, — ответила она.

— Я все ждал удобного случая.

— Случая не ждут, случаем пользуются, — усмехнулась она.

У нее явно было желание поговорить. Людвику показалось, что сотрудники прислушиваются к их беседе, поэтому он искренне признался:

— У нас на всех один телефон, и мы можем звонить лишь в отсутствие начальника…

— Мне жаль вас. А я без телефона как без рук…

— В воскресенье вы поедете домой? — спросил он напрямик.

— В это — нет. Только через неделю…

— Что, если мы встретимся в воскресенье и вместе пойдем куда-нибудь.

Она ответила не сразу.

— С удовольствием. Но воскресенье для меня всегда противный день…

— Вдвоем, надеюсь, он не покажется нам таким уж скверным.

— Все будет зависеть от вас, насколько вам удастся развеять печаль моего сердца…

— Вам грустно? — не понял он.

— Иногда даже чересчур. Самой противно.

И они договорились встретиться в воскресенье, в три часа, у Национального театра.

После этого короткого разговора Людвик воспрянул духом, все виделось ему в ином свете, в более мягких тонах. Он уже не переживал из-за работы, ему казалось неважным, будет она или нет на следующей неделе, он уже не боялся предстоящей вечеринки у пана Дашека, где собираются пить, кричать, хлопать дверьми. Даже Эда не казался ему таким уж несносным, погруженным в свои мрачные мысли, просто он был таким, каким был, — странным. Все отступило на второй план, а на первом плане он увидел себя и Индру: они будут бродить по улицам, рассказывать о себе, делиться своими мечтаниями, которые свяжут их в будущем.

Людвик многого ждал от этой встречи: он вырвется из своих бесцветных пражских будней и заживет наконец содержательной жизнью.

Все ему казалось достижимым, стоило лишь самому захотеть твердо идти к намеченной цели, искать и находить для себя в этом угрюмом, безжалостном мире хотя бы частицу согревающего тепла.

Он был убежден, что на все это у него есть неотъемлемое право, что его надежды осуществятся.

Вечеринка у инженера Дашека не удалась. Было скучно и нудно, как это бывает на плохом спектакле. Весь вечер лил дождь, а при такой погоде, как известно, на людей нападает тоска. Из-за проливного дождя все явились врозь, со значительным опозданием; инженер Дашек уже беспокоился, куда это все запропастились и придут ли вообще. Но гости пришли, вымокшие, запыхавшиеся, каждый придумал какое-то оправдание. Маленькая комната инженера наконец заполнилась. Раскрытые мокрые зонтики гости расставили в проходной комнате вокруг обеденного стола, и потом в полутьме на них кто-нибудь обязательно натыкался.

Пан Пенка, седовласый франт в пенсне с толстыми стеклами, произнес короткую речь. От имени всех присутствующих он поздравил юбиляра, своего соседа по квартире, и пожелал ему счастья, здоровья, долгих лет жизни и тому подобное.

Растроганная хозяйка преподнесла инженеру красную герань в горшочке, потом один за другим к нему подходили гости, пожимали руку и выражали всевозможные пожелания. Дарили в основном бутылки или какую-нибудь мелочь, барышня Коцианова безо всяких церемоний поцеловала его в толстые губы. И Эда, к удивлению Людвика, преподнес Дашеку бутылку, завернутую в тонкую бумагу; сделал он это торжественно и при этом произнес:

— Это вам от нас обоих!

За столом было тесно; Людвик устроился рядом с Эдой, но тот не выдержал долгого сидения на одном месте, поднялся из-за стола, походил по комнате и стал, прислонившись к шкафу.

Выпили по рюмочке домашней сливовицы, закусили копченым салом с перцем, но вместо того, чтобы прийти в бодрое и веселое расположение духа, опять скисли, хотя на столе стояло много самых разных бутылок.

Инженер радушно потчевал гостей, открывал бутылку за бутылкой, чтобы каждый наливал себе то, что ему по вкусу, но пить никому не хотелось. Только Эда не отказывался, он опрокинул уже третью рюмку хмельного; Людвик даже испугался, как бы Эда не запьянел.

Но ничего такого не произошло. Гости сидели молча, словно воды в рот набрав, и позевывали. Тягостная тишина охватила всех, разве что барышня Коцианова изредка хрипло посмеивалась. Хозяйка быстро и незаметно удалилась, чтобы своим видом не омрачать и без того тоскливого настроения собравшихся.

Один лишь Дашек был всем доволен, он удобно развалился в кресле, заполнив все его сиденье, он твердил, что рад тому, что пришли все и этим доставили ему огромное удовольствие, ведь он отмечает свой день рождения в кругу друзей, а сегодня очень важно, чтобы человек не чувствовал себя одиноким.

Между тем Эда уже беседовал с барышней Коциановой — они сидели на диванчике, куда свет почти, не падал. Несомненно, барышня Коцианова воспользовалась моментом, чтобы расставить свои сети.

Но их беседу прервал пан Пенка, благообразный и солидный банковский служащий; он остановился перед ними и вызывающе обратился к барышне Коциановой:

— Несомненно, вам, мадам, уже говорили, что у вас обольстительные ноги.

Она рассеянно улыбнулась и самоуверенно ответила:

— И не только ноги, пан Пенка, но и кое-что еще…

В гостях у Дашека был Ремеш с женой, тот самый, что снимал комнату с отдельным входом, куда привез из провинции свою жену с завитыми кудрями, чтобы не скучать, чтобы она его вечерами ждала. И именно этому так завидовал Эда.

Были тут и те картежники, что заходили к пану инженеру скоротать ночь за игрой. И один из них робко предложил:

— А не сгонять ли нам партийку?

Но инженер Дашек отклонил это предложение, которое, возможно, внесло бы немного оживления в унылый вечер, он сказал, что этого делать не следует, потому что все гости одновременно не могут заняться игрой. Он всячески веселил своих друзей вульгарными анекдотами, но гости лишь вежливо улыбались и почти не слушали, потому что давно их знали.

Потом Ремеш вдруг вспомнил, что Эда бывший боксер, он сообщил это гостям, й взоры всех обратились на него.

— Расскажи-ка нам, как ты боксировал с Некольным, — попросили его.

Такая просьба застала Эду врасплох. Во-первых, он не любил об этом говорить; во-вторых, заниматься воспоминаниями сейчас у него охоты не было, ибо это отвлекало его от общения с барышней Коциановой.

— Были и другие, которые мне давали по мозгам. Оттого они у меня до сих пор не на месте…

— Правда, говорят, что в азарте боксеры могут и убить? — не унимались гости.

— Еще бы! — с неохотой ответил Эда. — Такие случаи бывали. Да вот совсем недавно на Зимнем стадионе один калмык боковым ударом сломал немцу челюсть, да так, что та въехала в висок. Через три дня немец дал дуба.