Елена Земенкова - провинциальные душегубы [СИ]

Зал недовольно, хотя и уже обреченно ворчал и огрызался, но деваться и вправду было некуда. А за кулисами Наиль Равильевич изливался подобно великой русской реке Волге перед Астрой Радуловой, пришедшей на собрание, как в театр ко второму акту по двум очень уважительным причинам. Во-первых, из снобизма, а во-вторых, из страха - что-то уж зло шутили в последнее время лучановцы; но - от себя добавлю - искренне, от души.

-Медвежий угол! Никакого понятия о современной жизни, экономике, личности! Совок какой-то нетронутый! Да кто они такие, чтобы обсуждать что-то?! Кому интересен их завод?! На дворе - постиндустриальное общество!

Замершие рядом с господином Гонсалесом братья Штирлицы, словно безмолвные стражи, невозмутимо и бесстрастно рассматривали его, как муху под микроскопом. Интересно, если бы в ФСБ обучали телепатической связи, как бы выглядел их диалог? Нет, лучше не надо! Я противник избыточного употребления ненормативной лексики. А Наиль Равильевич продолжал растекаться:

-Природу не обманешь! Анахронизм про кухарку, управляющую государством, уже в утиле! Что им всем надо помимо зарплаты? Политика - дело для личностей, а не ограниченной массы!

-Кому велено мяукать - не чирикайте - машинально добавила Астра и сразу поправилась - Вы правы, Наиль Равильевич! Здесь самое настоящее совковое болото!

-Как мы все слепы! Рабство, тоталитаризм, отсталость - вот истинная природа этого народа!

-Вы собираетесь выступать? Я хочу поместить запись в своем блоге, и реакцию этих совков на нее тоже.

Наиль Равильевич замялся - а стоит ли тратить свое драгоценное время на этих неблагодарных азиатов, но к возмущенным и продвинутым личностям уже спешил Виктор Эдуардович Лоза с радостной вестью о том, что зал согласился выслушать мнение господина Гонсалеса, молча, без выкриков и насмешек. Взвизгнув снова, как молодой поросенок, и подпрыгивая вверх обеими ногами по переменке, взбешенный добротой и готовностью к компромиссу лучановских жителей демократ снова ринулся в зал, прихватив по дороге какую-то длинную черную указку и твердя про себя: "Если кто-то снова скажет про оксюморон...". Штирлицы, давясь от смеха и ехидства, кинулись следом, но на сцену выбежали не трое, а двое и оба с фингалами вокруг правых глаз - Наиль Равильевич Гонсалес и Евгений Штирлиц, а его брат Андрей решил на время перейти на нелегальное положение и затерялся в зале среди лучановцев. Но первое, что услышали оба офингаленных, была самая настоящая насмешка, а ведь зрители слово давали не смеяться:

-Эй, Воркута! А ты чего на сцену не идешь?! Всех с фингалами приглашают - смотри!

Наиль Равильевич стукнул указкой о трибуну и снова взвизгнул:

-Молчать! Слушайте, я выступать буду!

Зал опасливо, но как-то очень недобро стих и насторожился; а Карпухин запричитал про себя: "Господи! Пронеси! Этот дурень сейчас тыкаться начнет! Побьют его! Откуда эти бешеные на нашу голову валятся? Вот уж точно - разверзлась гладь небес!"

-Вы все живете в прошлом веке! Советский Союз умер и не воскреснет никогда! Мир стал единым! Любой человек может управлять своей жизнью благодаря собственному уму, силе и воле! Никому не нужны утрамбованные коллективы слабых и серых индивидов! Только свобода - абсолютная ценность, только она формирует личность, определяет, что добро, что зло. Любое проявление индивидуализма - это благо, это творчество, самореализация и самосовершенствование. Сильные личности правят миром, удел всех слабых - подчинение и рутина. Так и страны - есть центры силы, развития и прогресса, есть периферия, выбор ограничен - либо вместе с сильными, либо в яму! Все мантры о третьем пути, о самобытности и независимости - всего лишь сказки. Запад - это демократия, свобода и прогресс, все, что кроме этого - варварство, невежество и рабство. России пора повзрослеть и не перечить подобно трудному подростку взрослым демократиям, а учиться и меняться по их подобию! Сотни лет эта страна все догоняет и догоняет Запад - рывок и стагнация - все повторяется снова и снова! Неужели, кому-то еще не ясно, что все эти гонки - лишь попытка успеха за счет внешних косметических преобразований, но без изменения самой природы нации, ей никогда не сравняться с Западом, как бы она не гналась! Не нам учить и попрекать Запад! Надо смирить гордыню и покаяться за все, что мы творили последние сто лет, да и ранее тоже!

Оглушенный упреками и оскорбленный наветами лучановский народ терпел уже из последних сил, где-то в глубине мужицких животов уже бурлили ярость, злоба, и сжималась эта страшная пружина своеволия и бунта; а женский пол тихонечко ойкал про себя, косясь на играющие мужские желваки; Карпухин безнадежно схватил себя за уши и подумал: "Ну и к черту майора! Проживу и так!"

Но Наиль Равильевич все не останавливался, хотя, что еще он мог добавить? И тут сверкнула молния, и ударил гром:

Визжат нам с западных окраин - сдавайся, рус, очкуй, татарин!

И прямо в бога, в душу, в мать - ору - наср...ть, наср...ть, наср...ть!

Живу я, знаю, как придется, но не учу и не кичусь,

Своим блаженным первородством телами слабых не кровлюсь!

Я знаю - все равны пред Богом, ответят все - пощады нет!

Мои грехи - моя дорога, одна надежда - будет свет

Для всех - для правых и виновных, для королей и для шутов,

Для местных и иногородних, для умных и для дураков!

Неважно - кто ты и чьей крови, неважно кто твоя родня

В России - ровня ты, запомни! Во всем ты ровня для меня!

Не важен мне цвет твоей кожи, на титулы, ни барыши

Душа не прячется в карманах, хоть полно там или гроши!

Стриглись в монахи самодержцы, дворяне разрушали трон

Россия обновлялась кровью, но вечен был всегда закон -

Хоть шли солдат своих на гибель и днепрогессы запускай,

Хоть Петербург в глуши воздвигни, и хоть Рублева заснимай,

Берлин возьми сквозь боль и пепел, учи жить всех нас не по лжи

В России ты всегда лишь равный, средь равных - равный! Зацени!

Склонив голову перед оцепеневшим залом, Николай Птушко гордо добавил: "Степан Фомич Шурыгин. Избранное".

Такая звенящая хрустальная тишина зависла над залом, что даже взмах крыла бабочки был способен стереть грани прошлого и настоящего и защекотать нежной болью и истомой живые человеческие души. Там, на их донышках, еще теплятся надежда и вера, а правда и ложь никогда не станут едины, и слезинка ребенка всегда перевесит все соблазны и целесообразности огромного мира!

Сергей Галушкин, на равных со всеми, страдая и глотая приторный ком, выдохнул громко и свободно: "Оху...ть!". И хлынули потоки, и потекли бурлящие ручьи, наполняя реки силой и новой жизнью:

-Задолбали! Чего вы все лезете к нам?! Незванный гость - хуже татарина! Прости, Фирюза!