Росен Босев - Дни, что нас сближают

Гошо переступил с ноги на ногу и услышал какой-то не свой, жалостливо-трагический голос:

— Но профессор сказал, что все договорено! Он хотел оставить меня на кафедре, я на курсе второй по успеваемости, но сейчас все места заняты, пришлось бы ждать, а я…

Он хотел добавить, что к работе может приступить хоть завтра, потому что жить совсем не на что, но Сергиев, не меняя тона, прервал, словно бы отстранил от себя ненужные ему объяснения, точно так же как только что отодвинул прочитанное письмо профессора.

— Я не отрицаю — разговор был. Но ты должен ясно осознать, куда идешь стажироваться. Вот он, институт, в двух шагах, — широкий, резкий взмах рукой, и Гошо, как загипнотизированный, перевел взгляд на окно. Сквозь тюль занавесок проступали очертания домов просторно раскинувшегося городка, а за ними вдали — взметнувшееся ввысь новое здание современной архитектуры, облицованное анодированными алюминиевыми панелями, блестевшими в лучах солнца, — родной институт.

— Да-а, — произнес Гошо.

— Вот именно. Желающих попасть к нам — тьма, тебе это тоже известно, коли Докторов за тебя просит. К тому же в нашей отрасли это ближайший к столице комплекс, под боком у нее, половина твоих сокурсников были бы рады устроиться к нам.

— Да, — согласно кивнул Гошо, криво усмехнувшись, и его мечта попасть сюда, лелеемая целых три года, самому показалась чуть ли не приспособленчеством.

— Так-то, — легкая, обескураживающая улыбка, и снова брови строго сдвинулись. — А наш корпус еще и ближе других к остановке, — снова улыбка. — Ну а статус институтской базы дает неограниченную возможность проявить творческие способности. Этой осенью завершаем закладку фруктового сада на шесть тысяч декаров, и все опыты — под наблюдением института.

— Здорово! — воскликнул Гошо. — Я же… в сущности…

Ему хотелось как-то выказать свой восторг, чаяния, надежды, но сдерживало опасение, что человеку за столом он чем-то не понравился.

— Хочу, чтобы ты понял. — Сергиев приподнял письмо и снова положил на место. Его быстрые, резкие взгляды прямо-таки полосовали Гошо, но ни разу не поднялись выше уровня груди. — Хочу, чтобы ты осознал, где будешь стажироваться. У тебя какой балл?

Гошо рот разинул от удивления:

— Я говорил уже, я отличник, второй на курсе, в письме написано… и кроме того…

— Хорошо, — прервал Сергиев (слышал ли, понял ли, не ясно). — Кем работает отец?

— Отца нет, — Гошо вздохнул, и нотка плаксивости невольно проскользнула в голосе, — а мама болеет, из-за нее я…

— Хорошо. В армии отслужил?

— Да. До института еще.

Следующего вопроса Сергиев задать не успел: зазвонил телефон.

Гошо перевел дух, незаметно переступил с ноги на ногу — ноги затекли — и снова посмотрел через тюль занавесок на сверкающий под утренним солнцем институт. Там распоряжался Докторов, который с первых курсов отличал его (не за ясны очи, а за голову, в которой кое-что есть, как сам он говорил) и готов был взять на работу, да только не было сейчас вакантного места, и он перепоручил Гошо Сергиеву (для него мое слово кое-что значит, да и ко мне поближе будешь). Эх, хоть бы уладилось! И к остановке близко, и статус институтской базы дает неограниченные возможности выявить способности молодого специалиста Георгия Александрова. Но все-таки чем-то я ему не нравлюсь… Почему держится так сухо и не смотрит в глаза? Вдруг откажет? Трое претендентов, ты четвертый…

Резкие, полосующие взгляды, короткие «да, да», правая рука, густо заросшая волосами, сжимает трубку, левая нетерпеливо барабанит по столу, и от всей спортивной фигуры веет жесткой, холодной респектабельностью. Может, он вовсе и не бывший офицер? Если знаком с Докторовым, так, может, агроном? А может, Докторов и ему читал лекции, но не увидел в нем склонности к научной работе? Или они знакомы с тех пор, когда этот комплекс стал базой института? Гошо обводил глазами стены и окна кабинета, а в душе тоненькой струйкой трепетало жалкое чувство страха, перемежавшееся на мгновенья вспышками надежды: хоть бы…

— Слушай, Камен, — голос Сергиева стал напряженнее, в нем зазвучала угроза, — я тебе уже говорил: не получается, так ищи подход! Сколько можно учить? — немного послушал и… — Как это не можешь? Позови на дачу, познакомь с Мишо… — поджал губы, послушал и снова ровно, но с нажимом: — Ну хорошо, хорошо, и не таких видали. Людей без изъяна не бывает. Мишо его слабое место нащупает! Но сделать надо! Другого не дано. Идиотство полное! Пять колесников я должен годы ждать, я что, за тридевять земель от столицы? — нахмурил брови, помолчал секунду и разочарованно произнес: — Ладно, пусть Мишо зайдет.

Сергиев бросил трубку, посмотрел на Гошо, опять на уровне груди.

— Пять колесников я три года ждать должен, когда полминистерства — мои люди!

Гошо не понял, о каких колесниках речь, хотя старательно перебрал в уме все, что учил по машинам и что видел на практике, но в памяти ничего не всплыло. Может быть, какой-то новый и совершенно необходимый для этих шести тысяч декаров фруктовых садов агрегат?

— Так, — сказал Сергиев, снова глянув на Гошо, — что отслужил, хорошо. Где был на практике?

— В Долнем Дыбнике, Плевенский район.

— Там не понравилось?

В вопросе не было издевки, но Гошо почувствовал необходимость оправдаться, даже покраснел.

— Понравилось, но я вам говорил про мать, два инсульта у нее было, оставлять ее не с кем, а с собой брать… А то бы я…

На сей раз его прервал не Сергиев: открылась дверь, и в кабинет, шумно дыша, вдвинулся пузатый человек. Гошо сначала увидел его напористо торчащий вперед живот (нижняя пуговица рубашки расстегнута, из-под нее видно майку), потом лицо — крупное, интеллигентное, живое; и сразу видно — человек бывалый. Но самым примечательным, однако, были его глаза: они излучали и силу, и доброту.

— Мишо, — (так вот он какой, этот Мишо, умеющий отыскивать в людях слабые места!), — возьми дело со Спиридоновым в свои руки, черт бы побрал Камена с его щепетильностью, зла не хватает!

— Ничего не имею против. — Вошедший благожелательно глянул на Гошо, будто предлагая и ему участвовать в выполнении задания. — Но как на него выйти? Не просителем же являться?

— Позвони Гладнишке, он свяжет тебя с Хубенковым, Хубенкову передашь привет от меня л и ч н о и скажешь, что обещанное будет сделано; Хубенков представит тебя Спиридонову. Учти: Спиридонов над обоими стоит, как бы не вышло какой накладки.

— Знаем, не малые дети. — Мишо снова обвел своими добрыми глазами кабинет, и Гошо подумалось: вот бы у него работать!

— Узнай, чем увлекается: охотой, вино давит, ракию гонит — что-нибудь да есть! И позови на субботу, на своей машине не может, так мою пошлем.