Александр Иванов - Записки анастезиолога

– Да какой кефир, доктор! Он его на дух не переносит. Йогурт! Говорила ему, папа, ну не пей ты столько йогурта, не слушал, вот видите теперь что.

– Да, действительно зря не слушал. В его-то возрасте пить столько йогурта опасно. Так что ждите, позвоним.

Крики в приемном покое:

– Товарищ, куда вы собрались? Лежите спокойно, сейчас в операционную поедем. Ну и наконец положите же вдоль тела то, что осталось от вашей руки!

Подхожу, выясняю обстоятельства. Циркулярная пила, оторвало полкисти. Алкоголь, естественно, присутствовал.

Товарищ пьян в хламину. На вводном наркозе выдает страшное возбуждение, проснувшись, интересуется:

– Слушай, я не буйствовал? А то мне какая-то чушь снилась, будто я правой рукой за стаканом тянусь, тянусь, уже вот он, пытаюсь схватить, и никак. И тут такой удар по роже… Ё! Я и проснулся.

– Правильный, – отвечаю, – сон. Когда я тебя будил, ты в драку полез, извини, пришлось тебе по роже заехать. А стакан научишься держать, ничего, два пальца осталось.

Начмед:

– А зачем вы дедушку так крепко привязали? Он что, пытается встать?

– Нет, он руками к своим гениталиям тянется, мы боимся, что мочевой катетер оторвет.

– Понятно. Скоро умрет?

– Должно быть, да.

Клинический ординатор:

– А почему он должен умереть?

– Потому что это надежный признак приближающейся смерти. Если пациент из последних сил бессознательно тянет руки к своим гениталиям, вероятно, напоследок вспоминая некие приятные моменты жизни, то конец его близок и чаще всего неотвратим. Конец, естественно, жизни. Единственное, хотя это давно всем известно, но в справочнике клинических симптомов, есть такой, в двух томах, с именами авторов, он не описан. Займись, можешь увековечить свое имя. Надо бы исправить эту ошибку. Останется только подобрать подходящее название для синдрома.

Платная «Скорая помощь» – это особая форма деградации врачей.

Заботливая родня устраивает скандал, требуя перевести мужичка из сельской районной больницы в город. Мужичок лет пятидесяти, проснувшись на даче утром с перепоя, потерял дар речи и способность шевелить рукой. Но в ясном сознании, контактен.

– Как! У вас в больнице даже нет томографа! Как же вы лечите?

– Хотите – забирайте, я не возражаю. Только под расписку.

Из города вызывается платная «Скорая». Докторица, мощная такая мадам, решает показать сельским врачам мастер-класс по лечению инсульта.

– Да у вас больной в коме! Почему он не заинтубирован! Я его не возьму, он не транспортабелен!

В рот зачем-то засовывается воздуховод. Мощный хоботковый рефлекс втягивает в процесс сосания пустышки все мышцы головы вплоть до ушных. Забавно… Мужичку самому становится интересно, что же это за штука и почему ему так хочется ее пососать? Здоровой, не парализованной рукой достает трубочку изо рта, удивленно разглядывает. Засовывает обратно в рот, продолжает процесс орального автоматизма. Кома…

Начмед:

– Где это он умудрился ноги отморозить? Холодов еще не было.

– Он три дня назад в валенки, извините, нассал.

– Так это как можно до такого допиться?

– Можно. А нассать в валенки опасно вдвойне: брюки-то всегда заправлены внутрь. Как говорится, ни капли мимо. И бегать в валенках тяжело, добежать до нужного места, в тепло, успеешь не всегда.

– Вот идиот, без ног остался.

– Точно. На месте главного санитарного врача я бы валенки запретил.

– Ну вы даете, запретить валенки, наш национальный, можно сказать, символ.

– Нет, я не говорю о запрете. Я просто бы издал такой указ. Ввел бы строгий дресс-код во всех ресторанах, пабах, рюмочных и винных магазинах. Посетителям в валенках категорически бы запретил продажу алкоголя. Не одну пару ног спас бы от ампутации.

– Ладно, шутки шутками, но тут придется ампутировать. Больной согласен?

– Согласен. Только просит об одной вещи, перед операцией дать ему нашу пилу, заточить. Он говорит, что разбирается в пилах, он плотник…

Читаю историю болезни. Поражаюсь наблюдательности. Запись терапевта. Неврологический статус: «Анизокория. Зрачки D>S, правый глаз искусственный».

Невообразима человеческая жестокость. Консультация терапевта:

«Изо рта – запах алкоголя, походка шаткая, в позе Ромберга неустойчив. Диагноз: закрытый перелом правого бедра».

Прошу начальника:

– Мне в отпуск пора, устал…

– Это с чего так решил? Рано.

– Понимаешь, прогуливаюсь со своей собакой по парку. У одного куста лежит камень. Раньше его вроде не было, поэтому заинтересовало. Подошел посмотреть. Камень размеров солидных. Поднять одному, пожалуй, можно, но принести – сомневаюсь. На камне выбито четверостишие. Вот такое:

И подпись внизу: Чак.

Странно… Место, думаю, обычное для таких стихов – забор, ну стена сарая, а инструмент – мел, баллончик с краской, но никак уж не зубило. И решил в Яндексе поискать поэта по имени Чак, которому не лень было свой корявый стих таким непростым способом донести до читателей. О наболевшем. Кому же так повезло, кому досталось такое преданное вместилище любви? Да еще сделавшее автора более человечным? И тут с ужасом понимаю, что это памятник на могилке любимой собаки. Чака. Все. Пора мне в отпуск.

Звонок из терапевтического отделения:

– Помогите, пожалуйста. У нас тут больной неадекватный, ничего не помнит, где он, как сюда попал.

– Так он накануне бухой поступил, протрезвеет – может, и вспомнит.

– Нет, он не хочет говорить, как его зовут. Спросили, а как звать жену – помнишь? Отвечает, что тайна.

– А где он сейчас?

– Убежал, где-то по больнице бегает.

– Так что, вы мне предлагаете его поймать? Поймаете – звоните.

До вечера так и не дождался звонка. Интересно, отловили или нет? Звоню сам:

– Ну и где ваш псих?

– Да мы его домой отпустили. Жена за ним пришла, и знаете, как ее зовут? Действительно Тайна. А мы его чуть в сумасшедшие не записали.

Начмед:

– Это что за прическа у человека? И почему на табличке написано Йети? Он кто?

– Пока неизвестный. Но у нас сегодня неизвестных трое, вот мы им пока дали временные имена. Этот – Йети.

– А почему?

– Просто у нас их намного больше, чем в Гималаях. Этот уснул в луже во время оттепели, а лужу прихватило морозцем. Вмерз так, что «Скорой помощи» лед в луже вокруг головы пришлось обрубать топором. Голову он на весу держать не мог из-за тяжести намерзшего льда. Так и привезли, тут только оттаял. И ничего, кажется, даже не простудился.

– Ну а что, «Скорая» не могла как-то лед растопить, все бы поаккуратнее вытащили?