Владимир Очеретный - Незадолго до ностальгии

— Я так не думал, — Киш покачал головой, — вы всё правильно сделали. Одно дело, когда просто экранируешь, другое — когда дышишь тем же воздухом. Настоящие дела только так и делаются, это известно.

— Воздух уже тысячу раз поменялся, — вздохнула она. — Воздух, которым дышал Франц, уже может быть где-то на вышине тысячи метров или в Америке, или в моём кабинете, или в вашем. А скорей всего, кислород из того воздуха уже давным-давно вступил в реакцию с молоком или железом, или был поглощен растениями. Меня уже давно удивляет мысль, что мы, возможно, состоим из тех же атомов, что и древние люди…

— И всё же место имеет значение, — возразил он, — поверьте потомственному археологу: важно не только что ищешь, но и откуда начинаешь поиск. А бывает, и — с кем. Может быть, ваша удача как раз и заключается в том, чтобы вдохнуть молекулу Франца. Я подобных историй десятки наслушался с детства.

— Вы археолог? — в её голосе скользнуло любопытство к его семье. — Ну то есть: потомственный?

— Вообще-то, мама — архитектор, — поведал Киш, — а отец — да, археолог. И его отец тоже, и отец отца… Я уже не совсем такой, как они. Они предпочитали старую добрую лопату, совок, скальпель, кисточку, а я работаю в теоретическом секторе — веду раскопки умозрительно, когда нужно что-то откопать в том или ином времени. Археолог-теоретик, короче говоря. Вот сейчас копаю про дефенестрацию.

— Кстати, — Варвара заканчивала подводку глаз, — мне это не совсем понятно. Вот я занимаюсь Кафкой, чтобы вылечить человека, а кому нужна дефенестрация? Для чего она нужна вашим заказчикам?

— Хороший вопрос, — признал он. — Но я стараюсь об этом не думать. Во всяком случае, пока. Во-первых, это бессмысленно: ведь я заказчика даже в глаза не видел, и не уверен, что его видели те, кто заказал эту работу мне. Верней, уверен, что и они не видели. Скорей всего, это анонимный заказ, и, судя по всему, его разместили сразу в нескольких аналитических центрах… Во-вторых, если пытаться отгадывать, каких результатов от тебя ждут, то легко впасть в шаблон и направить исследование по пути этих придуманных ожиданий. Забрести в тупик, который сам же и соорудил, короче говоря. История, в конце концов, развивается совсем не для того, чтобы подтвердить ту или иную концепцию, верно? Иногда халтурщики так и делают: подгоняют результат под ожидания, но халтура так или иначе выплывает наружу… Кстати, заказчики тоже нередко халтурят — когда заказывают определённый результат: «Мы и сами всё знаем, ты только придай этому вид исследования». Это примерно так же, как с теми вашими клиентами, которых вы терпеть не можете… Но это дело с дефенестрацией тем и интересно, что никто ничего не конкретизировал и не подсказывал, сказали: «Интересно всё, что накопаешь».

Он так увлёкся рассказом, что не сразу заметил, как Варвара внезапно прекратила заниматься макияжем и смотрела на него и изумлённо, и испуганно. Голубые глаза вдруг налились серой тревогой, и Киш не удивился бы, если бы она снова заплакала.

— Почему вы на меня так смотрите? — смутился он.

— И вы говорили мне про опасность? — то ли возмутилась, то ли попеняла ему она. — Ваша профессия куда опасней моей!

— Почему? — поразился он, машинально возвращая ей зеркальце.

— Потому что это дело очень опасное! — объяснила она ему, как маленькому.

— Почему? — по-прежнему не понимал он. — Что в нём опасного?

Варвара вздохнула и направила зеркальце на него:

— Посмотрите, Киш, на себя и повторите эту фразу: «Но это дело с дефенестрацией тем и интересно…», просто повторите.

— А что такого в этой фразе? — заупрямился он. — И что опасного в этом деле?

Варвара смотрела на него с сочувствием, которое Киш не понимал и не принимал. Несколько секунд они играли в кто кого перемолчит.

— Я знаю, что такое интеллектуальный азарт, и очень хорошо вас понимаю, — мягко произнесла она (он подумал: вот таким голосом она говорит со своими пациентами). — Но здесь опасность не в ожиданиях ваших заказчиков, а в ваших. Жажда ожиданий их не коснётся — они просто заплатили, чтобы жаждали вы. Настоящего, как вы говорите, результата. И в результате они-то останутся чистыми, а вы иссушите душу…

— Каким это образом? — грубовато спросил он. — И вообще, о чём это вы?

Варвара ответила не сразу, — она смотрела на него испытывающее, то ли подбирая нужные слова, то ли надеясь, что он и сам додумается, то ли собираясь с духом. И, наконец, снова заговорила.

— Вы ведь хотите это увидеть? — она спрашивала, но на самом деле утверждала. — Вы приехали, чтобы увидеть дефенестрацию? Вам хочется, чтобы озверевшая толпа начала выбрасывать из окон чиновников и банкиров, а вы потом могли написать об этом в своей работе?

Ему сделалось неуютно: жарко лицу от стыда и как-то по-тоскливому холодно внутри. Он стоял потрясённый тем, как легко она прозрела то, в чём ему не хотелось себе признаваться.

— Какими б они ни были, Киш, это ужасно.

Всё было кончено.

«Зачем, — успела пронестись мысль, — зачем, радость моя, ты это сделала?..»

— А с вами надо держать ухо востро, — невесело улыбнулся он, медля с тем, чтобы распрощаться с ней навсегда. — Это действительно ужасно… Ещё можно понять взбалмошных манифестантов: пусть они жаждут крови, но ведь они — негодуют против несправедливости… А у меня — просто исследовательский интерес и желание прославиться…

Он говорил это, глядя в потрясающе синее небо, чтобы не видеть глаза Варвары, и потому понятия не имел, почему она продолжает молчать. Ему оставалась только продолжать:

— А ещё это ужасная глупость: у такого саммита должна быть ТАКАЯ охрана, что даже намёка на инцидент не может быть. Надеяться, что произойдёт дефенестрация, настолько глупо, что не хочется себе в этом сознаваться. Поэтому, собственно, я и не сознавался… Вы правы… Что ж, приятно было познакомиться.

Он позволил себе ещё раз окинуть Варвару взглядом, потрепать её по плечу и, развернувшись, направился к чёрным кованым воротам. Уже на третьем шагу его захлестнуло одиночество, такое острое и внезапное — даже сопротивляться не было смысла. Киш смог лишь подбодрить себя полуироничной мыслью, что кладбище, как ни крути, — самое место для расставаний и утрат, и, пожалуй, ещё никогда он не расставался столь безупречно. Варвара при таком раскладе вполне заслуживала звания идеальной утраты…

— Киш!

Не оборачиваясь, он сделал ей ладонью «пока-пока!» и через несколько чрезвычайно долгих мгновений услышал за спиной дробный стук каблучков. В последний момент он развернулся, и Варвара налетела на него, уткнувшись ладонями в его грудь.

— Не может быть, Киш, чтобы вы вот так взяли и ушли, — выпалила она, запрокинув лицо и устремляя взгляд прямо в его глаза. — Это просто исключено. Вы не можете!