Владимир Березин - Он говорит

Ты, наверное, знаешь, что есть такой жанр — поиски пары для кого-нибудь из друзей.

Чаще всего это делается на выпасе — где-нибудь на природе, среди трав и чадящих мангалов.

Вот эта подруга моего приятеля, что сейчас приходила, как-то, ощупывая меня взглядом, как помидор в „Пятёрочке“, сказала, что если я займусь собой, то могу на что-то рассчитывать у женщин. Ну и похудею… Тут она сделала неопределённое движение, которое означало, что мне нужно уменьшиться вдвое.

Но я был мудр и не острил по этому поводу.

Это был тот случай, когда хозяйка придирчиво смотрит, чтобы все за столом прилежно ели. Когда кто-то рассеянно смотрит в окно, это хозяйку настораживает. Мне, впрочем, нужно сказать честно — мужчине льстит, когда им интересуется сводня.

Это поднимает самооценку, даже у такого, как я.

Как-то эта милая дама придирчиво спрашивала меня, понравилась ли мне её подруга, что я видел в прошлый раз. Мне хватило милосердия не касаться темы усов и того, что не только я могу уменьшаться в размерах.

Подруга эта шла в бассейн, и её уговорили поехать кататься, потому что там будет интересный мужчина. Не представляю, до какой степени отчаяния можно дойти, чтобы не пойти в бассейн в таком случае. Но, так или иначе, мы оказались в одном автомобиле, и оказалось, что она из Тольятти. Я сказал, что работал с Тольятти лет десять назад, а мой однокурсник был членом совета директоров Автоваза. Тогда она мне рассказала, что её родной город разорили москвичи, чемоданами вывозя оттуда деньги, и она была вынуждена переехать в Москву.

Нет, я знаю, чем кончаются все эти прогулки для случки. Нет-нет, только хардкор и айпад.

Но я то и дело среди своих стареющих друзей встречаю вопрос — где теперь знакомятся с женщинами?

Это начинается, дружок, после полтинника.

Причём и у мужчин тоже. Я так вообще считаю, что если человек научился дрочить, то такой суетливости у него возникать не должно.

Главное, не сам вопрос, а подтекст в разговоре о том, где теперь знакомятся с женщинами немолодые люди. Он в том, что жизнь должна предоставить человеку немного удовольствий, в том, что где-то наверху всем выписана пайка.

И для её получения нужно знакомиться.

Но — зачем?

Это правильный вопрос — „Зачем?“

„Зачем?“

Вот важное свойство мироздания, и это „Зачем?“ не обойти, не объехать, можно только умереть возле его подножия. Зачем встречаться, зачем — всё? Продление рода, наследники, командующие таджиками, что выносят твой скарб на помойку, или наслаждения, что всё менее и менее доступны, для лучшего получения которых придумано пол-интернета, зачем?

Тут нужно встать в позу пророка и начать вопить посреди какой-нибудь дачной местности:

— О, иллюзия чужой теплоты, временные радости приживала!

Зачем, чем это всё лучше ночного отчаяния и всего известного всякому стареющему мужчине набора, где характер крут и, посверкивая циркулем железным, кто-то замыкает круг, не внемля увереньям бесполезным?

Прежняя любовь лучше новой, особенно если любовь пропустить между пальцев, как песочное время.

Где же жёны твои? Пытками затравлены, зельями отравлены.

Оно, конечно, в девятнадцать, хочется вырваться из циркульного круга, но когда за сорок, разве заглядывать в пропасть не милее?

Место встреч?

Музей, говорите? Театр с его экспериментами?

Катание на горных лыжах? Можно оценить всю стать партнёра. Крепость, так сказать, членов.

Горные лыжи устанавливают, кстати, и имущественный ценз.

Для этого годится так же и дайвинг.

Но рынки садоводов! Буйство рассады, лопаты, не нюхавшие земли и горящие на солнце, дачное дикорастущее счастье! Бойкая бабулька — награда тому, кто поддержит разговор о луховицких огурцах и поправке к закону о пенсиях.

Мы — жители Шеола, а вот у свах и советчиков кровь ещё тёпла — оттого и советы такие.

А надо пристальнее оглянуться — и делов-то.

Шеол».

Он говорит: «Мне сперва мешало, что я пьяных не люблю. Пил как-то с ними наравне, но всё время как-то грустнел.

А грустнел я от того, что мои собеседники нравились мне всё меньше и меньше, с их нетвёрдой уже речью, с дурацкими шутками… А ведь это были те люди, с которыми я полвека отмахал по жизни, и иных уже не будет.

Среди ночных разговоров с алкоголиками я пытался запомнить некоторое наблюдение: мне стали интересны человеческие судьбы, судьбы старых знакомых. За много лет судьбы эти поворачивались, дёргались из стороны в сторону, и живой человек, с которым я был неблизко (важно, что неблизко) знаком, превращался в персонажа. И моя судьба виляла, происходило то, что один удавленник точно описал „Жизнь моя, иль ты приснилась мне?!“ — с таким оттенком недоумения и ужаса. Но вот дальние знакомые — да, с ними всё выходило ужасно интересно — как на сцене. Вышла замуж за француза, Работает главой представительства. Лежит на Донском. Уехал в Новую Зеландию — удивительно, к каким коротким предложениям сводима чужая жизнь, и ты-то думаешь, что твою жизнь так просто не опишешь.

Ан нет, опишешь.

Очень даже опишешь.

Некоторый и вовсе одним словом — пьёт.

Пока ещё с моими алкоголиками интересно, и я обнаружил ещё одно (то есть, я это и раньше замечал, но в эту ночь как-то особенно заметил) — это особенный тип суетливости пьяного человека.

Пьяный человек, в своей средней, промежуточной стадии опьянения, очень хочет быть полезен обществу, и начинает кормить окружающих.

Вернее, пытаться кормить.

То есть, он развивает какую-то утомительную активность, причём алкоголик в этот момент забывает, что он не дома, и принимается командовать. Он норовит кормить женщин сложной судьбы, оказавшихся за столом, но, обессиленный, требует этого от меня, как от владельца трактира.

Это какое-то очень странное сочетание настойчивости и бессилия.

Я им дивился.

Всё было бы ничего, только с течением времени неизбежно развивается алкогольный делирий.

Суетиться приходится уже по поводу жизни и смерти самих алкоголиков, с их сложной и интересной судьбой. Долг прежней дружбы заставляет.

Хорошо, когда есть знакомые на скорой помощи и в „психушке“.

Это, как правило, недолго.

Тем более, если жить на разных концах города, это становится лёгкой и необременительной ностальгией, а не тяжким трудом обречённого родственника.

А? Мои проблемы? Нет, мои не из-за этого.

Мои чёрт знает от чего, врачи гадают. Я сейчас больше ссусь в эти банки, чем в унитаз.

Но это не повод полюбить пьяных, нет.

Не люблю и всё там».

Он говорит: «Мы тут все с телевизорами лежим, да каждый второй с компьютером.

А я как лежал в прошлый раз, видел одного — так тот всё боялся, что помрёт, а медсёстры его почту прочитают. Ну, нормальный страх.