Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

Но он никогда не сомневался, что сны его правдивы. Знал, что люди, которым вскоре будет пожимать руки, с которыми будет говорить, но которых все больше и больше стал избегать, умрут при жутких и неясных обстоятельствах.

А они этого не знали.

Он жил в городе ходячих мертвецов.

Первый сон Альберта о предстоящих несчастьях пришелся на ночь с 27 на 28 сентября 1913 года.

Он видел корабль, в котором узнал трехмачтовую марстальскую шхуну «Мир». Он услышал выстрел. Экипаж сразу же поднялся на палубу. Паруса поставили к ветру, брамсели опустили. Корабль замер. Альберт видел, как матросы спускают шлюпку на воду. По причинам, для него неясным, они придали огромное значение единичному выстрелу. Никакого ущерба заметно не было.

Прозвучали еще выстрелы. Один из мужчин схватился за плечо: рука безвольно повисла. Другой закинул назад голову, словно его за волосы дернула невидимая рука. Изо лба брызнула струя крови, и он повалился на палубу. Теперь выстрелы звучали непрерывно. В шлюпку попали несколько пуль, и когда она коснулась воды, то сразу начала тонуть. Экипаж вскоре по пояс погрузился в воду, они пытались заделать дыры. Интенсивный обстрел продолжался. Мачты, одна за другой, повалились за борт. Вскоре корабль исчез в пучине.

Штормило, поднимались высокие волны. По небу бежали тучи. Шлюпка сильно осела в воду. Мужчины упорно работали веслами. Страх на их лицах сменился усталостью. Свет угас, уступив место темноте, и прошло много времени, прежде чем снова рассвело. Альберт догадался, что наступила ночь, а затем пришло утро. Все еще штормило, плыли клочковатые облака, вздымались высокие волны. Двое из находившихся в ялике лежали. Другие мужчины подняли их и сбросили за борт. Альберт успел увидеть бледное, в смерти осунувшееся лицо. Оно принадлежало капитану Карстенсену, с которым он накануне вечером сидел за одним столом по случаю празднования открытия памятника.

На следующую ночь ему приснилась шхуна «X. Б. Линнеманн», подающая флажный сигнал бедствия. Как и в предыдущем сне, он увидел, что экипаж мчится спускать на воду спасательную шлюпку. Снова услышал неизвестно откуда прозвучавший выстрел. Увидел капитана Л. С. Хансена — он сразу его узнал, — стоявшего на полупалубе под развевающимся Даннеброгом. Капитан Хансен опустился на колени, сжимая руками бедро, по которому расползалось темно-красное пятно. Через секунду пуля попала ему в голову, вычеркнув из списка живых. После этого были один за другим застрелены еще три члена экипажа.

Наконец он понял, что это такое: жестокость, бесчеловечность, необъяснимая стрельба по мирным морякам, тонущие корабли.

Его сны предвещали войну.

Вспомнился командор Карстенсен: вот уж будет тебе война. А что станет с ним самим? Он мрачно сознавал, что видит в своих снах не только смерть отдельных людей. Погибал целый мир.

Альберт не мог толком объяснить, что это было за чувство, сознавая лишь великую печаль, которая нахлынула на него и погрузила во тьму пейзаж за слуховым окном. Мол, кому он будет нужен через несколько лет? Да, море вечно вело войну, но приближалась другая война, более жестокая, безжалостная война, где не поможет все искусство морехода.

Ему не хватало ни воображения, ни знания политики, чтобы представить, кто будет участвовать в этой войне, а сны об этом не рассказывали. Но он думал о военных кораблях, которые видел в море, торпедных катерах, которые видел в гавани, подводных лодках, о которых только читал. С чем в мире может сравниться парусник? Ни с чем. У него своя фантастическая архитектура. А эти новые плавучие военные машины? Не по образу ли и подобию акулы создана грубая подводная лодка? Не напоминают ли торпедные катера бронированных жаб? Разве не являются идеалом современной военной индустрии чудовища прошлого, миллионы лет назад населявшие землю, чьи кости находят теперь повсюду?

Он достаточно слышал о теории происхождения видов англичанина Чарльза Дарвина, чтобы знать: жизнь движется вперед, а не назад. Но разве не пытается человечество добиться противоположного всеми этими военными машинами, вернуться вспять, к простым и грубым формам жизни давно ушедших времен?

Разве не это показывали ему сны: грядущее, в котором человек вернется к лягушачьему состоянию и станет худшим врагом себе самому?

Сны не отступали. Он видел, как горят шхуны. Как неожиданно, разнесенные на щепы взрывом, они исчезают в море. Видел, как вокруг в тонущих яликах пытаются спастись люди. Видел страх на лицах моряков, слышал крики утопающих. И наконец оставалось лишь море и невозмутимые волны, и он как будто плыл там долго-долго, совсем один под затянутым облаками небом, в серо-стальных водах. Ему думалось, что именно так выглядел мир сразу после творения, до возникновения жизни.

Он начал вести учет кораблям, шедшим ко дну в его снах. Записывал имена погибших, чьи лица были ему знакомы. Писал на левой стороне листа. Правая оставалась пустой. В ожидании дня, когда сны начнут сбываться. Он использовал бухгалтерские книги из своей конторы, думая, что это самый странный баланс, который когда-либо подводился в бухгалтерской книге, и что он сам был самым странным бухгалтером на свете, потому что относился к миру грез так, словно тому была присуща такая же рациональность, как миру реальному.

Альберт был мужчиной крепкого телосложения, с коротко подстриженными усами и бородой и роскошной шевелюрой, с годами не поредевшей. Много лет он не менялся, продолжая излучать все ту же контролируемую силу Моложавым он определенно не был, скорее оставлял впечатление безвременности, как будто жил в месте, неподвластном диктату возраста. Но за эти годы явным образом постарел. Он и сам это знал, а также знал, что люди об этом поговаривают. Он все так же следил за бородой, подстригал густые волосы, но поникли широкие плечи, и он внезапно стал казаться ниже ростом. Альберт стал больше времени проводить в одиночестве и, не потрудившись извиниться, отказывался от приглашений. Пусть думают что хотят. Особенно трудно ему было общаться с людьми, смерть которых он видел во сне. Как они могут так легко относиться к жизни, когда их ждет столь жуткая судьба?

Как мог капитан Эриксен, остановив его на Принсегаде, у выхода из конторы, толковать только о фрахтовом рынке да землечерпалке, что стояла за гаванью с тех пор, как углубляли Клёрдюбет? Разве он не понимает, что дни его сочтены?

Альберт холодно поздоровался и быстро направился в сторону Хаунегаде. Но затем пожалел о своей резкости. Скоро люди начнут называть его чудаком. Ну начнут так начнут. А что ему было делать? Обнять Эриксена, оплакивать его? Предостеречь? Но от чего? От моря, от войны?