Маргер Заринь - Календарь капельмейстера Коциня

— Halt! — орал Гейнц Никель и продирался сквозь чащу, стреляя наугад, поскольку о прицельной стрельбе не могло быть и речи.

Зондеркоманде оставалось только прислушиваться к тому, как через багульник и мелкий ельник, отстреливаясь, убегает десяток людей.

— Ко мне! — кричал Ральф Келлер и, направив ствол на музыкантов, бежал к блиндажу. — Все сюда! Забирайтесь в блиндаж и не высовывайте носа, пока я не позову. Мне надо поохотиться за красными.

Музыканты заползли в землянку и, затаив дыхание, стали прислушиваться. Что-то будет, что-то произойдет? Но крики и выстрелы раздавались все дальше и дальше.

— Это наверняка были партизаны, — отдышавшись, зашептал тромбонист. — Решили, что нас всего пятеро, и попытались прорваться на Калнцием. Время пришло, ребята! Я смываюсь, пока те еще не вернулись.

— Подожди, не пори горячку! — говорит виолончелист. — Они же где-то рядом. Не надо рисковать.

Тромбонист высунул голову из землянки и прислушался.

— Команда там — в болоте, — говорит он, помедлив. — Ральфа не видно.

Осторожно, ползком тромбонист выбирается из блиндажа и оглядывается вокруг.

— Ни души… Ральф наверняка побежал вместе с ними. Нечего ждать! Кто со мной?

— Лучше по одному, — неуверенно говорит Каспар.

— Эх, ты! Страх одолел? Маменькин сынок! Надо только добежать до чащи, а уж там…

— Подожди еще немного, — удерживает его виолончелист, — на болоте слышны голоса… Они возвращаются.

— Именно поэтому и нечего канителиться. Айда!

Тромбонист, пригнувшись, перебегает открытую полянку. Впереди — песчаный пригорок, а за ним — заросли. Слава те, господи, сейчас… Halt!

Из-за блиндажа раздается окрик Ральфа:

— Halt!

Да что же это? Тромбонист, застигнутый на пригорке этим окриком, замирает на месте и оглядывается. В то же мгновение раздается автоматная очередь. Музыкант опускается на колени, как-то странно изворачивается и пытается проползти к зарослям, но тут его настигает еще одна очередь. Несчастный падает навзничь, да так и остается лежать с широко раскинутыми руками. Вот и все.

Человека больше нет.

Эхо выстрелов медленно затихает. Воцаряется чудовищная тишина.

Музыканты в бессильной ярости смотрят, как Ральф подходит к убитому и ногой переворачивает его тело, дабы убедиться, что беглец действительно мертв.

— Сейчас я лопатой размозжу ему голову! — в истерике кричит валторнист.

Музыканты проявили нечеловеческие усилия, чтобы справиться со своим другом и утихомирить его.

— Попомните мое слово, ребята! Я не сбегу, прежде чем в куски не изрублю этого негодяя, — шептал валторнист, и из глаз его текли слезы. Музыкант дрожал и трясся как в лихорадке: — Запомните! Я клянусь!

На Каспара нахлынуло такое ощущение, как будто земля всей своей тяжестью наваливалась ему на плечи: ни шевельнуться, ни слова сказать. Он опустился на порог рядом с кларнетистом и бессмысленно уставился в темноту.

Что происходит? Где мы находимся?

Насвистывая, мимо землянки проходит Ральф Келлер, бросает взгляд на музыкантов и, не сказав ни слова, исчезает. Слышно, как там, на опушке, они начали ссориться. Ральф якобы не расслышал приказа. Потом он их, правда, искал, но заблудился.

Ральф врал. Он вовсе не побежал в болото на помощь своей команде, отнюдь нет! Воспользовавшись общим смятением и треском выстрелов, Келлер единолично съел еще остававшиеся одиннадцать ломтиков чесночной колбасы; они, благоухая, шипели над углями костра, тщательно нанизанные на металлическую проволоку. К тому же Ральф мысленно запивал их мюнхенским пивом, ах, цах-цах-цах!

— Колбаска — первый сорт! — говорил он, вытирая о брюки свои сальные пальцы. — И куда этот дурак вздумал бежать?

ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЕННО-ПРИЗЫВНОЙ КОМИССИИ

Управление по комплектованию оповещает, что те военнообязанные граждане Риги, которые в одиночку или с семьями эвакуируются в Великую Германию, впредь до последующего распоряжения освобождаются от призыва в легион.

Покупают и продают

Срочно продается шестиэтажный каменный дом в центре города — улица Дерптская, 57/59. Благоустройства: вода, газ и электричество. Звонить по телефону 25875. Девиз: время — деньги!

Железные ворота и главный вход Аполло Новуса днем и ночью были на замке, жалюзи опущены, щиты с афишами исчезли. Окна темны и слепы, воистину мертвый дом. Похоже, что там уже не обитает ни одна живая душа. Но внимательный наблюдатель заметил бы, что в окне, расположенном рядом с главным входом, время от времени шевелятся шторы. В просвете между ними едва заметны седоватые усы Анскина или застывшее бледное лицо актрисы Ермолаевой. Оба они, внимательно оглядев улицу, вновь исчезают за шторами.

Не было ничего удивительного в том, что в театре дежурит старый Анскин. Правда, РКПО приказало ему вступить в ряды патримониальных пожарных Шмерли, но Анскин всегда подчиняется только голосу своей совести и распоряжениям режиссера. А неделю назад Даугавиетис строго наказал:

— Отныне я исчезаю. Если эсэсовцы станут меня искать, скажи, что я смотался в тартарары. А ты оставайся на своем месте и сторожи. Не покидай театра ни днем, ни ночью!

— Как мне сказать, куда вы смотались? — переспрашивает Анскин. — Э’извиняюсь…

— На ковре-самолете улетел в Гагенсберг. А ты с сегодняшнего дня отвечаешь за недвижимое имущество театра. Я назначаю тебя комендантом Аполло Новуса!

Более энергичного стража и коменданта для театра и желать не приходилось. Уже на следующий вечер Анскин разрешил спрятаться в бутафорском цехе нескольким актерам и рабочим сцены (мы не станем называть их по имени: все они значатся в списке лиц, разыскиваемых полицией). Элеонора Бока и примадонна Тереза Талея в страхе прибежали из дому: во дворе их дома разорвался артиллерийский снаряд. Они решили остаться в театре и подождать, что будет дальше, так же как комическая актриса Лиля, Ермолаева и несколько молодых девушек, не поддавшихся на уговоры бежать в Готенхафен. Почти каждую ночь кто-то тихо и нервно скребся в окно дежурки Анскина и просил пристанища. Старый пожарный не отказывал никому.

Утром, без соблюдения какой-либо конспирации, в театр вломилась целая семья: мастер сцены Бирон с женой Натальей и тринадцатилетней дочерью. Они и пожитки захватили с собой: одеяла и постельное белье. Не было недостатка и в продуктах. Наталья на черный день натопила десять банок свиного сала, прихватила двадцать буханок ржаного хлеба, мешок картошки и толику позапрошлогоднего варенья. Она сама подыскала в подвале подходящее для ее семьи убежище: слесарную мастерскую. Как раз рядом с черным ходом. Если бы театр загорелся, они первыми выбрались бы во двор и спаслись.