Патриция Гёрг - Шпагат счастья [сборник]

Остатками хлеба и куриной ножки Профессор накормил тогда мышь, составлявшую ему компанию в чулане его гипотез. Он не имел никакого представления о том, когда замершая ракета выскользнет из ангара и под восторженные приветствия тысяч людей опустится в бассейн, чтобы оттуда стартовать в небо.

Ночь, в которую ракета наконец должна была подняться в воздух, была застенчиво серой, издалека освещенной прожекторами. Ждали, когда появится Луна. Ее появление должно было показать бесчисленным провожающим цель полета.

В то время как мы расхаживали внутри капсулы и мерзли, несмотря на наши толстые шерстяные куртки, массы проводили время с задранными вверх головами, раскачиваясь за оцеплением.

Потом появилась Луна. Мы должны были лечь на наши ложементы и закрепить ремни. Начался обратный отсчет времени. Как на школьной доске, все крупнее, выныривала цифра за цифрой. Все было черным и пустым; существовали только эти безумные гигантские цифры, которые все сильнее давили нам на грудь. Мы сжали кулаки. Прежде чем потерять сознание при цифре «ноль», мы увидели, что Инженер перевел стартовый рычаг до конца вниз.

— Молчание — это не золото, — повторил Профессор. Он бы с удовольствием завязал сейчас разговор, потому что ему постепенно стало жутко в этой безмолвной капсуле, в которой двигалась только секундная стрелка наших бортовых часов. Профессор впервые заметил, что она заканчивается острым серпом. Он попытался сообразить, на что она похожа, но так и не смог вспомнить. Тогда он наклонился над Прекрасной Дамой. Ее лицо было круглым и белым. Она пришла на старт в мужских брюках и рубашке с галстуком, и когда взобралась по веревочной лестнице к входному люку, толпы провожающих приветствовали ее особенно бурно. Профессор взял ее руку, чтобы пощупать пульс. Его встревожило, что она все еще спала, в то время как остальные по крайней мере приоткрыли глаза. Тут его совершенно неожиданно отодвинул в сторону Инженер. Он склонился над Прекрасной Дамой. Ее мерцающее лицо было круглым и белым. Она находилась на борту, потому что хотела снять на Луне фильм, и на настойчивые просьбы Инженера не подвергать свою жизнь опасности ответила покачиванием белокурой головки и улыбкой, и не успел он опомниться, как она уже обворожила его и парализовала его волю. После этого она еще раз пришла к нему в бюро, где осторожно дотронулась до рассчитанной им кривой полета.

Он приложил ухо к ее сердцу. Оно билось еле слышно. Когда он обернулся за помощью, то вместо Профессора увидел за своей спиной Второго Инженера, который уставился на него, выпятив вперед нижнюю челюсть. Прекрасная Дама была его невестой.

— Манометр! — вскричал Профессор на другой стороне капсулы, потому что наконец сообразил, что именно напоминала ему заканчивающаяся острым серпом секундная стрелка бортовых часов. Инженер и Второй Инженер неподвижно стояли друг напротив друга, пока Прекрасная Дама не открыла глаза. Она не подозревала, что Инженер уже однажды из-за нее полностью обезглавил цветущее домашнее растение, срезая, погрузившись в свои мысли, его метелки до тех пор, пока от них ничего не осталось.

— Сюда! — закричал Профессор с другой стороны капсулы.

Мы столпились около ложемента Шпиона. Он вынудил нас взять его с собой угрозами, о чем Инженер благополучно умолчал. Шпион лежал, уставившись на пол, будто умер. Профессор надеялся, что так оно и есть, и уже потирал руки от радости, но тут мужчина зашевелился, его глаза приняли осмысленное выражение, а к носу и лбу опять приклеилась жирная прядь волос. Итак, мы были в полном составе.

— Mare Tranquillitatis [5] Море Спокойствия (лат.). , — пробормотал Инженер.

Мы впервые поймали его на том, что он выдал нам запланированное для посадки на Луне место до того, как мы прибыли туда. В действительности же мы летели через Ничто и пытались сохранить самообладание. Мы развернули космический корабль в другую позицию, открыли шторки и посмотрели наружу. Что, собственно, мы увидели, понять было трудно. На неопределенном расстоянии парили клочки материи. Равнодушная чернота порождала скопления звезд, темные туманности, звездные фейерверки. Они вспыхивали и угасали. Мы отступили на шаг назад. Возможно, было ошибкой отважиться вступать на Млечный Путь. Растянувшиеся туманности в верхней части нашего иллюминатора напоминали нам проносящихся мимо животных, когда те уже исчезли, но все еще остаются перед внутренним взором. Мы были твердо уверены, что мы здесь одни.

— Лючия? — жалобно вскричал Профессор. Он искал мышь, которую взял с собой в космос из своего вопиющего о беспросветной нужде жилища. По-видимому, ей удалось открыть дверцу своей маленькой проволочной клетки и отправиться на экскурсию по кораблю. По старой привычке Профессор нагнулся, разыскивая ее где-то между нашими ботинками, но Лючия, сбитая с толку и почти сошедшая с ума, вдруг пролетела мимо наших голов. Шпион поймал ее в воздухе.

— Комета, — сказал он Профессору, возвращая ему мышь, которую держал за хвост. Профессор был вынужден поблагодарить его, а потом сунул проволочную клетку под мышку, чтобы снова не потерять Лючию.

Согласно расчетам Инженера, мы были именно там, где и должны были быть, а именно между Землей и Луной. Сила притяжения Земли постепенно ослабевала, а Луны — усиливалась. Инженер рассматривал нашу траекторию как контррельс, по которому капсула, начав двигаться, скользила вперед, к великой радости всех участников полета, сопровождаемая справа и слева сверкающими звездами. Разумеется, по выражению наших лиц он видел, что нам очень хотелось бы почувствовать под ногами твердую почву. Он повернул рычаг регулирования силы тяжести, так что мы разом ощутили свой нормальный вес и смогли прогуливаться по ракете, больше не используя кожаные ремни. Бортовые часы тикали. Шпион бросился на свою лежанку, погруженный в мрачные раздумья. Прекрасная Дама, утешая, покачивала голову Второго Инженера на своих коленях. Инженер принялся делать записи царапающим карандашом.

— Тревога! — закричал Профессор, покинувший центр корабля, чтобы слегка последить за порядком. Когда мы подбежали к нему, то увидели, что он указывает на один из наших космических скафандров, стоящих до сих пор в углу и в чьем темном забрале мы все теперь отражались. Космический скафандр шевелился. Казалось, в нем забилось сердце и он пытается сделать свои первые шаги. Мы отпрянули назад. Он поднял руку. Потом пошатнулся, упал на нас, и из него выпал обессиленный Мальчик, которого Инженер сразу же узнал: это был сын его консьержки. Встряхнув его как следует, мы вернули «зайца» к жизни, и когда он, одетый в короткие штанишки, сияя от радости, представился нам, стало ясно, что вот теперь мы действительно в полном составе.