Патриция Гёрг - Шпагат счастья [сборник]

Трое на шхуне постепенно становятся силуэтами. Их тихо укачивает начинающаяся зыбь. Они ныряют носом в по-мужски немногословное предвкушение радости. «Скорее бы это произошло», — пишет Стриндберг своей невесте, запечатывает письмо и вручает его времени, которое передаст его в созданный в их честь музей героев.

Потом они бросают якорь и вступают на землю. Крупная галька изумленно хрустит под человеческими шагами. Их принимает бухта, готовая столетиями охранять их наследие. Здесь не растет ничего, но вскоре появляется стена из ящиков, которые они выгружают на землю и складывают штабелями. Они строят опорную базу. С помощью досок и гвоздей из пустоты возникает временное жилище. Они заползают внутрь и мгновенно проваливаются в сон. Довольный, становящийся все громче и громче храп заполняет пустыню. Андре видит во сне, как он снова и снова отодвигает в сторону стул у своего письменного стола в патентном ведомстве, встает и уходит навсегда. Стриндбергу удается эксперимент, где был преодолен закон инерции. Френкель сияет, окруженный толпой очаровательных девушек, желающих отпраздновать с ним его подвиги. У побережья темнеет шхуна. Полуночное солнце охраняет спящих и окружающие их штабелями ящики, оберегает их, как свет ночника, который зажжен, чтобы трое маленьких детей ничего не боялись.

Утром из родных мест приходят канонерка и грузовое судно и привозят дополнительный материал.

Альфред Нобель и король прислали свои последние пожелания успеха. Гравий на берегу хрустит под ногами снующих помощников громче, чем в те правремена, когда он был сюда заброшен. На лицах помощников, под фуражками, отражается историческая важность момента. Их ноги глубоко проваливаются в гравий, потому что они тоннами доставляют на сушу цивилизацию. Вершина острова превращается в лагерь, в котором, славы и чести ради, пилят, строгают и бьют молотками, пьют и поют. Над горами возникает купол из шума и крика. Андре, Стриндберг и Френкель стоят, побледнев, среди толпы, иногда их отодвигают в сторону. Потом они проводят экспертизу сделанного: круглый ангар, отправная точка их путешествия, готов.

Теперь они уже все вместе несут вялую оболочку к этой стартовой площадке. Материал, который они несут, это шелк, изготовленный далеко от Шпицбергена, там, где всегда тепло, где тутовые шелкопряды отбираются так тщательно, пока не остаются только те гусеницы, которые цветом отдаленно напоминают увиденную издали гору. Гусеницы начинают окукливаться. Окукливание продолжается неделю, а то и все десять дней. Потом личинки убивают горячим воздухом и разматывают кокон, ту самую нить длиной чуть ли не четыре тысячи метров, которую гусеницы выдавили из себя, чтобы создать из нее оболочку для своего дальнейшего воскрешения. Кокон разматывают, доставляют на веретенах на ткацкие фабрики. Вытканные из нитей шелковые полотнища сшивают и пропитывают олифой. Ткань, спряденная из пустых, претерпевших метаморфозу обиталищ бабочек, была погружена на корабль и отправлена морем. И вот она лежит здесь грудой, окрашенная в цвет увиденной издали горы.

Трое пионеров впервые ощупывают оболочку специально для них сконструированного воздушного шара, который должен, проделав путь в 1200 километров, доставить их к Северному полюсу. Оболочка нежная на ощупь и в то же время выносливая. Ее прочность — это прочность личинки бабочки, привыкшей противостоять незначительным испытаниям между ветвями тутового дерева. О бо́льших испытаниях она не знает ничего.

Солнце холодно смотрит на эту сцену. Андре, Стриндберг и Френкель дуют на голые руки, согревая их теплым дыханием. Вокруг стеной стоят покрытые снегом вершины, а помощники опять уплетают за обе щеки, пьют и поют. Они строят дощатый помост. Они забивают в его пол болты. Изо ртов пионеров, когда они раздают указания, вырываются струйки пара. Мимо них в прибрежных водах, тихо сверкая, проплывают льдины.

Все последующие дни посвящены воздушному шару. При помощи железных стружек и серной кислоты запускается газовая машина; пять тысяч кубометров водорода устремляются в расширяющуюся оболочку, герметичность которой постоянно проверяется. На нее еще раз наносят слой олифы. Шар, которому Андре, Стриндберг и Френкель дали название «Орел», висит на канатах, прикрепленных к земле мощными болтами, и хочет вырваться прочь. На него повесили венок из мешков с балластом. На нем висит также корзина, в которой могут поместиться трое мужчин и три тонны оборудования. Все готово к старту.

Теперь следует выждать. Постоянный ветер, от которого «Орел» защищен ангаром, дует, к сожалению, не с юга. Как долго будет это продолжаться? Неделю, а может быть, и все десять дней?

«Скорее бы это произошло», — пишет Стриндберг своей невесте. Ветер, который должен прийти с юга, чтобы нести шар на север, дует в другую сторону и отбрасывает их от цели, будто хочет вернуть их назад, домой. Они ждут. Предупреждение, что воздушные потоки на Шпицбергене непостоянны, они проигнорировали еще до отплытия.

Френкель чистит ружье. Андре свистит в маленький металлический капитанский свисток наперегонки с морем, шум которого доносится до их базового лагеря. Герои хлебают суп. Помощникам льют водку. Все вместе играют в карты на сдвинутых ящиках, на которые бросают свои козыри. Из валяющихся вокруг карт Стриндберг строит домики, затем дует на них, и они разваливаются. Время остановилось в лагере на отдых и никак не может принять решение — двигаться ли ему дальше. Время — это лишь греза на цепочке для часов. Ночами, похожими на остановившиеся дни, мужчины подолгу лежат без сна, с открытыми глазами. Они ждут упорно и терпеливо.

Через десять дней ветер меняется. Подняв вверх смоченные слюной указательные пальцы, Андре, Стриндберг и Френкель танцуют на гравии перед воздушным шаром. Южный ветер, сила пять-шесть метров в секунду. Час героев пробил.

Помощники суетятся, подготавливая старт. Андре, Стриндберг и Френкель залезают в корзину, устраиваются в уже слегка покачивающейся гондоле и выкрикивают прощальные слова. Помощники ослабляют канаты. Надутый энтузиазмом шар совершает первый метр подъема. Три тонны оборудования и трое мужчин теряют почву под ногами; тихо, но непрерывно покачиваясь, начинают они вознесение на небо. Вся картина выдержана в голубых тонах. Я переключаю на замедленный темп. Мгновения рывками переходят одно в другое: история медлит в нерешительности. Кажется, что нечто тяжелое судорожно вцепилось в корзину воздушного шара и бессильно умоляет вернуться обратно. Что-то повисло на одной из шелковых нитей. Помощники слишком заняты, чтобы это заметить. Они крутят канаты. Дощатый ангар все еще загораживает пионерам обзор. Лицо Андре над высокоподнятым воротником похоже на лицо лунатика. Потом канаты отвязывают. Все поднимают шапки над головой и медленно крутят ими в воздухе, очерчивая спирали.