Александр Кабаков - Группа крови [повесть, рассказы и заметки]

Никогда прежде не было в публичной деятельности такого количества клоунов и шутов. Речь теперь не о профессиональных комиках, так называемых юмористах, заполняющих пошлостями едва ли не половину телевизионного времени, не о профессиональных скоморохах, программы с которыми, судя по рейтингам, востребованы аудиторией больше, чем даже мыльные драмы и боевики, не говоря уж, конечно, о серьезных передачах. Что делать, публике не прикажешь, остается только размышлять о причинах таких предпочтений. Но еще более огорчительно то, что и в сферах, вроде бы очень далеких от эстрадных «сатиры и юмора», процветают персонажи комические, пародийные, откровенно эксплуатирующие тягу соотечественников и современников к тотальному стебу, кривлянию, демонстративному нарушению приличий. Публика своим выбором заявляет: мы категорически не желаем разговаривать всерьез о чем бы то ни было, мы принимаем только шутовство, потому что оно соответствует цинизму действительности…

Вспомним главных персонажей, владевших подмостками в последние десятилетия.

Чемпион и классик жанра, раньше всех внедривший клоунаду в политику, – конечно, Жириновский. Его творческому долголетию и неизменному успеху может позавидовать любая эстрадная звезда. Он чрезвычайно чутко реагирует на требования рынка и сегодня предлагает аудитории совсем другой набор реприз и гэгов, чем лет десять назад. Он действует осмысленно, безусловно понимая, чем именно занимается, и наверняка не обольщается относительно своего места в труппе, работающей на политической арене: не укротитель, не акробат под куполом, не жонглер – лишь «коверный», «рыжий», клоун, который заполняет паузы, пока готовят реквизит и разравнивают песок. Но зрители, особенно дети, любят клоуна больше, чем силачей и даже фокусников.

Несколько отстает в эстрадной популярности от коллеги идеологический писатель Проханов. Ну, у него и амплуа менее благодарное: он сумрачный прорицатель-декламатор, провинциальный трагик, вызывающий, вопреки своим намерениям, заламываниями рук и вскрикиваниями хохот непонятливого зала. Общее благородство облика нарочито, вечная национальная обида демонстрируется слишком выразительно – получается шарж на самого себя.

Успешно конкурирует с признанными мастерами политической эстрады вечный начальник коммунистов Зюганов. Его появления во главе небольших колонн, состоящих из старушек в пионерских галстуках и ветеранов, явно родившихся после войны, украшенных медалями за выслугу лет и значками победителя соцсоревнования вместо орденов, по комическому эффекту уже сравнимы с недавно блистательными шоу дочери питерской перестройки Ксении Собчак.

Уже много лет тому на авансцену выдвинулся еще один салонный экстремист, глянцевый мыслитель, усиленно молодящийся пожилой писатель Лимонов. Его отношения с публикой чем-то напоминают поведение недобросовестной няньки несмышленого ребенка: вместо того чтобы присматривать за дитем, она кокетничает с прохожим солдатом. «Дети Лимонова» умеренно хулиганят на улицах, а их дядька-наставник пожинает плоды детских усилий, купаясь во внимании светской публики на тусовках и давая интервью рекламным журналам. Революционера чаще всего можно встретить на буржуйском сборище… Все отдает комической опереттой – от с юности прилипшего галантерейного псевдонима до к старости заведенной троцкистской бородки.

Вообще следует признать, что на поле эстрадной пошлости попали в последние годы многие литераторы и политики либерального толка в диапазоне Шендерович – Касьянов. На их счету шумные клоунские представления, от памятных домашних порно до неумелых наскоков на власть, которые режим просто не замечает, от комической потери штанов в лучших цирковых традициях до демонстративно нудных речей, похожих на доклад Огурцова из «Карнавальной ночи», – все смешно…

Увы, художественной интеллигенции, сознательно или нечаянно оказавшейся в роли клоунов, даже больше, чем политиков. Начиная с прекрасного режиссера и актера Никиты Михалкова, не замечающего комичности в том, что лицедей всерьез ощущает себя государем или, по крайней мере, вельможей, кончая поп-примадонной Пугачевой в роли общественно-государственного деятеля… Они усиливают ощущение: политическая и культурная жизнь в наше время одинаково превратились в клоунаду.

Именно это ощущение, мне кажется, и должно вызывать тревогу. Вера в то, что трагедии повторяются исключительно в безопасном жанре фарса, может оказаться неразумной беспечностью. Вообще-то постмодернистское шутовство, пересмешничество, пронизавшее всю современную реальность, вроде бы должно действительно успокаивать. Прирученные, переведенные в разряд забавных персонажей светской телевизионной массовки революционеры, экстремисты, оппозиционеры сегодня не представляют угрозы существующему порядку важнейших вещей. Ручные враги системы, прикормленные столпы контркультуры, низведенные до шутовского уровня мрачные пророки – необходимые члены настоящего, устойчивого буржуазного общества. Идеолог праведной бедности в дизайнерском пиджачке из недешевого бутика, вождь рабочего класса в казенной BMW, королева дискотеки в качестве совести нации – смешно и, значит, не страшно.

Но может оказаться, что станет страшно. Прецеденты превращения клоунов, эпатажных фигляров, уморительных политических аутсайдеров в настоящих политических людоедов слишком хорошо известны. Недоучка-юрист, облысевший рыжий почти карлик с карикатурными манерами и ужасным выговором, швырнул Россию в пропасть. Чаплинский маленький диктатор, шут гороховый и неудачливый живописец, постепенно выработался в пожирателя миллионов людей. Волоокий южный красавец, позировавший телекамерам, как подросток, с автоматом в руках и в американской военной куртке поверх арабской рубахи, впервые использовал пассажирские самолеты в качестве бомб и убил тысячи американцев. Всем им поначалу не придавали значения, над всеми посмеивались, а потом стало поздно. Под клоунским колпаком может скрываться и безобидный болтун, хохмач, расчетливый халтурщик, элементарно делающий бабки на человеческой страсти ко всему смешному, и бешеный фанатик, лишь до поры до времени довольствующийся колпаком вместо фюрерской фуражки.

Как известно, после неудержимого и слишком долгого смеха дети обязательно плачут.

Я живу в подмосковной деревне, которую со всех сторон окружают коттеджи. Их кирпичные стены и крыши из цветной голландской черепицы быстро теснят лес, скоро эти поселки сольются между собой, и уже видно, что через пару десятков лет здесь будет просто город и все поползет дальше, дальше, как ползет по телу неизлечимая кожная болезнь.