Александр Кабаков - Группа крови [повесть, рассказы и заметки]

Словом, ведут себя точно так же, как их сверстники и братья по офисной каторге в Штатах или Британии, Германии или Швеции. И там теперь читают, смотрят и слушают всякий мусор, так и называющийся trash; и там норовят заглянуть в спальни и, главное, в гардеробные богатых и знаменитых; и там сами эти богатые и знаменитые за редчайшими исключениями суть совершенно пустые внутри уроды и придурки; и там важнейшими составляющими жизни давно стали бренд и тренд, марки штанов, часов и автомобиля всерьез считаются смыслом человеческого существования… Одно отличие: там к этому кошмару пришли через столетия вполне достойной буржуазной жизни, через всеобщее утверждение обывательских ценностей – порядочности, скромности, сдержанности, самоуважения, почтения к повседневному труду. А к тому, что теперь называется гламуром, в традиционном западном обществе относились со снисходительным неодобрением и мирились с сорочьей страстью к блесткам только в среде публичных шутов, богемных выскочек и декоративных аристократов. Потом пришло время расплачиваться за горизонтальное распространение богатства, за доступность роскоши тем, кто не умеет ею пользоваться. И проклятый гламур стал таким же в сущности антибуржуазным вызовом новейших времен, как молодежно-интеллигентский протест, – это две стороны одной медали «За победу либерализма». Впрочем, одновременно подоспела и сдерживающая хамскую демонстрацию богатства политкорректность, установился вечный в их цивилизации спасительный баланс. Президент компании и ее низший служащий получили возможность ходить в примерно одинаковых костюмах или носить джинсы одной фирмы, а уж кто и что предпочел – дело индивидуального рассудка и соответствующего ему выбора.

У нас же, как заведено, налегли на дурь натощак, через обязательное и необходимое сразу перепрыгнули к нежелательному, но неизбежному. Поперли банкиры, похожие на голливудских полузвезд, и клерки, маскирующиеся под рок-идолов. По лужам и помойкам покатили сутенерские лимузины с политиками и финансистами. Глянцевые журналы с рекламой недоступных даже их главным редакторам игрушек и тряпок оказались в руках несчастных конторских девиц и юношей, для которых и распродажи дороговаты. Отблеск бриллиантов оттеняет серый цвет лиц высшего света, выросшего на дурных продуктах, генетически восходящего к потребителям советской вареной колбасы и овощей исключительно в сезон. Российский гламур – это гостиница о пяти звездах с грязным пустырем напротив входа и охранником в ватной куртке, беседующим с ливрейным швейцаром. Впрочем, оно ведь и раньше так было, еще когда чайльд гарольды мелкопоместных родов щеголяли сплином, глуша кельнской пахучей водою природный аромат суточных щей.

В общем, гламур у нас уже почти как у людей. Теперь еще нормальную жизнь как-нибудь устроить – и со светской можно было бы примириться.

Из нашей жизни уходят, уже почти ушли такие классические побудительные мотивы, как тщеславие, иссушающее душу и силы; чистое, беспримесное властолюбие; непреодолимая ревность; ненависть на пустом месте… Вернее, всё есть, но вялое, смазанный фон маячит на втором плане.

А на первом – труба.

Ах, как давно наивный наблюдатель наивной и понятной ему человеческой трагедии сформулировал с детской безапелляционностью – казалось, что навсегда: «Любовь и голод правят миром»… Он не знал про трубу. Труба, по которой бежит липкая черная гадость или голубоватая горючая пустота с дурным запахом, – вот вам теперь и любовь, и голод, и власть, и слава. Человечество село на трубу, как на наркотическую иглу, и утратило все желания и страсти, как это бывает с наркоманами. Осталась только зависимость, грозящая смертельный ломкой при любой попытке преодоления. С одной стороны вливается нефтегазовая дурь, с другой выплывает кайф – бабки, бабло.

Серьезные аналитики уже давно пренебрегают такими факторами международной и внутренней политики, как национальные и религиозные мифы и иллюзии, жажда экспансии и стремление к величию, исторические связи и противостояния, – только движением энергоносителей и встречным движением финансовых потоков объясняются войны и перемирия, смены правительств и народные бунты…

Кто-то еще по привычке бубнит про Запад и Восток, христианство и ислам, свободу и тиранию, но умные и современные люди уже поняли: мы относимся к биологическому виду «человек энергопотребляющий», все остальное – незначительные нюансы. Природный обмен веществ в нас заменен обращением энергоресурсов в деньги и наоборот – вот и вся тайна жизни. Чтобы понять любую современную драму, не нужно углубляться в психологию, в подсознание и комплексы. Достаточно узнать, как расположились действующие лица по отношению к трубе, кто оседлал вентиль, кто хочет спихнуть оседлавшего и занять его место, кто рвется к заветной точке превращения нефти или газа в деньги, а кто эту точку уже нащупал и сомкнул руки на горловине трубопровода, как на горле врага. Все комплексы – неполноценности, вины и даже эдипов – соединились в один нефтегазовый комплекс.

Жидкие и газообразные деньги считаются теперь универсальным эквивалентом не товаров и услуг, как учили нас древние классики политэкономии, а мыслей и чувств. Примитивный нефтегазовый материализм вытеснил не только опозорившийся в деле материализм марксистско-ленинский, но и все виды идеализма. Гарантированный обогрев жилищ, скорость передвижений, удобство связи и возможность получения информации – вот объекты поклонения новой универсальной углеводородной религии.

…Маленького, лет пяти, мальчика привели в дом, где живет кошка. Как известно, любой ребенок при виде животного либо пугается, либо приходит в восторг. Но этот был современным, поэтому, задохнувшись от счастья и робко гладя лохматого зверя, выразил свои чувства внятно. «Сколько стоит этот кот?» – спросило дитя. И уточнило конкретно: «Больше одной заправки или нет?»

Возникло отчетливое ощущение, что и самого мальчика только что заправили стремительно дорожающим девяносто пятым. А то и девяносто восьмым – ребенок все-таки.

Взаимное недоверие между людьми прямо пропорционально коллективному уму и обратно пропорционально национальной совести.

В каждом индивидуальном поступке и общественном явлении, в идейных позициях и художественных предпочтениях, в личных делах и интимных отношениях наши опытные граждане, глубоко познавшие жизнь (а других ведь уже давно нет), видят второе дно яснее, чем первое. Любые мотивы поведения, кроме примитивно корыстных, считаются невозможными. Не то что в благородство, доброту, щедрость не верим, но даже в простую глупость, неумение предвидеть последствия и врожденное простодушие. Всех радует известное наблюдение «Дурак-то дурак, а мыла не ест».