Илья Стогов - 150 дней в Петербурге

Двор, в котором я живу, довольно известен. И даже внесен в несколько туристических путеводителей. Именно в моей парадной когда-то снимали «Собачье сердце», именно в садике под моими окнами происходит действие нескольких рассказов Довлатова, а кроме того, один из проходных пассажей моего двора официально числится «самым маленьким двором-колодцем в Петербурге». Прежде все эти нюансы мало кого интересовали. Но вот последние годы соседи клянут Довлатова с «Собачьим сердцем» на чем стоит свет. В какое бы время суток ты не вышел из квартиры, обязательно наткнешься на людей с фотоаппаратами, которые восторженно задерут брови: «Ого! Да тут, оказывается, водятся аборигены! Дети, встаньте-ка поближе к этому дяде, я сниму вас на его фоне».

Осенью и зимой гуннские орды с мятыми картами в ладошках не так бросаются в глаза. Но как только на Марсовом поле распускается сирень, прогулка вокруг дома превращается в целое приключение. Нескончаемой рекой по улицам плывут они: туристы. Причудливо одетые, парадоксально себя ведущие, разговаривающие с акцентом, который почти невозможно понять. Люди в банных тапочках. Люди, с торчащими из-под брюк ягодицами. Люди, вызывающие такси, чтобы проехать с Владимирского проспекта на Литейный. Люди, пахнущие водкой даже в девять часов утра. Люди, не знающие, где ставится ударение в фамилии Лермонтова. Те, кто во все стороны щелкают своими камерами и умудряются даже в парадных залах императорских дворцов кидать обертки от шоколадок прямо под ноги.

Иногда схватив тебя за рукав, туристы задают вопросы. Например: правда ли, что летом Зимний дворец закрыт и работает только Летний сад? Или: не подскажете, как пройти к месту, где на дуэли был убит Петр Первый? Недавно группка приезжих долго выспрашивала у моей пожилой соседки, где б им отыскать палатку. Та, сердобольная, решила, что бедным гостям города негде жить, и попыталась отвести их в недорогой хостел. Оказалось, те всего-навсего желали приобрести пиво, а «палаткой» называли пивной ларек.

Старинная мудрость гласит: бойтесь своих желаний, они могут исполниться. В детстве мне очень хотелось, чтобы по улицам столь прекрасного города, как мой, бродило как можно больше заморских гостей. И вот детская мечта стала явью. Правда, европейцев последнее время едет к нам немного, зато резко подскочило количество китайцев.

Профессор-синолог Ирина Попова как-то рассказывала, что несколько лет назад власти КНР проводили у себя в стране опрос: что (по мнению самих китайцев) думают о них за рубежом? И те ответили: скорее всего, иностранцы считают нас веселыми и очень вежливыми людьми. В трех минутах ходьбы от моего дома, открыт круглосуточный ресторан, перед которым нескончаемой чередой швартуются автобусы с иероглифами на борту. Каждый раз, пытаясь протиснуться мимо толпы китайских гостей (оглушительно галдящих, больно толкающихся локтями, оставляющих за собой шлейф мусора, выше, чем по щиколотку), я думаю, что насчет утонченной вежливости сказать сложно, но уж с тем, что веселья эти люди привозят с собой вдоволь, спорить точно не приходится.

Не подумайте только, будто я жалуюсь, или что-нибудь в этом роде. В конце концов, район для жизни я выбрал себе сам, да и аварийный выход из ситуации остается всегда. На пике туристического сезона (в момент, когда жизнь в петербургском центре становится окончательно невыносима) я обычно покупаю билет на самолет и просто сбегаю. Допустим в Прагу. Или Копенгаген. Или Стамбул. Или куда-нибудь еще дальше.

Там я обзавожусь туристической картой, вешаю себе на шею фотоаппарат и вместе с детьми иду гулять. Просто бродить бесцельно по улицам и во все стороны щелкать камерой. Если повезет, можно отыскать испуганно жмущихся к стенам аборигенов и крикнуть детям: «Ого! А ну-ка встаньте поближе вон к тому дяде, я сниму вас на его фоне».

Некоторое время тому назад мне предложили поработать на один федеральный телеканал, и я согласился. Гонорары обещали по-московски щедрые, правда и работа была не из легких. Уложиться в сроки удавалось с трудом, вся съемочная бригада работала по двадцать часов в сутки, так что, отослав, наконец, смонтированную передачу на канал, я, помню, едва доковылял до дому, рухнул на диван и сразу заснул. А через полчаса проснулся от звонка московской телепродюсерши.

Дама была вежлива, но настойчива. В чем именно суть проблемы, понять спросонья мне долго не удавалось. Из услышанного вычленить удалось лишь слова «технический брак» и «все срочно переделать».

– Да в чем дело-то? – наконец, не выдержал я.

Собеседница заговорила членораздельнее, и я раскрыл рот от удивления. Оказывается, в одном месте уже готовой передачи я позволил себе непростительное: произнес слово «одновременно» с ударением не там, где положено. Вместо «одноврЕменно» сказал «одновремЕнно».

Позволю себе небольшое пояснение. Не знаю, как вас, а меня московские нормы произношения долгое время почти совсем не раздражали. Скорее, казались забавными. Среди моих приятелей есть люди, уверенные, что лучше иметь в биографии судимость, чем говорить «булошная», и «дожжи» (в смысле, «дожди»), но вот, лично я предпочитал просто махнуть рукой. Не всем же, в конце концов, повезло иметь столь безукоризненную речь, как у жителей моего города.

Правда, сохранить спокойствие удавалось мне, чем дальше, тем труднее. Всерьез заволновался я после того, как из южной столицы в Петербург были налажены контрабандные поставки частички «-ка». Всего лет двадцать тому назад окружающие меня люди сокращенно называли «Гостиный двор» просто «Гостиным», а «Петроградскую сторону» всего лишь «Петроградской» («Гостинкой» и «Петроградкой» они ведь стали уже в нынешнем веке). Я отлично понимал, что ориентиром здесь послужили топонимы, типа «Шаболовка» или «Остоженка», но первое время все же надеялся, что новая норма на берегах Невы не приживется.

Она, увы, прижилась. Привычные мне языковые нормы были теснимы по всем фронтам. Дошло до того, что, включив как-то телевизор, я узнал, что вечером на Дворцовке состоится, оказывается, концерт. Наверное, минута потребовалась мне, чтобы осознать, о каком именно месте города идет речь. И на этом терпение все же лопнуло. Хотел я этого, или нет, но пришлось осознать: сама собой эта напасть не пройдет. С ней придется всерьез бороться. Тем более, что приблизительно в тот период в бой вступили и ударные части противника: плавающие ударения.

Во все времена нормой у нас в стране считалось говорить так, как говорят дикторы федеральных каналов. И вот теперь они неожиданно стали говорить не «деньгАми», а «дЕньгами», не «крепостЯми», а «крЕпостями». И самое ужасное: именно в тот период медленным ядом в мою жизнь вползло жуткое слово «одноврЕменно». То самое, по поводу которого мне теперь звонила московская телепродюсерша.