Эрне Урбан - Утренняя заря

В лагере все шло своим чередом в соответствии с установленным распорядком, а дубовая роща жила жизнью просыпающегося весной леса. Дятлы деловито стучали клювами, добывая себе пропитание. На дороге, ремонтируя ее и одновременно выпрямляя, кирками работали солдаты. Подполковник не пошел по дороге, а свернул на тропинку, ведущую к роще; заговорил он только тогда, когда приглушенный лагерный шум и резкий стук кирок остались у них за спиной.

— Давай продолжим наш разговор, сынок. Я слышал, ты недавно женился. Прожил с молодой женой всего одну неделю и в армию ушел. Так это?

— Так.

— А какова же причина такой спешки: нетерпение, недоверие или что другое?

— Квартира. Мать купила мне в Обанье кооперативную квартиру. А строители затянули сдачу дома на целых полгода. Если бы они сдали дом в срок, то мы бы еще в прошлом году на пасху сыграли свадьбу.

Это было так и не совсем так.

Строители действительно опаздывали, но фактом оставалось и то, что Рике, работавшая тогда в эспрессо, смеялась над Ферко, обращалась с ним, как с сопливым мальчишкой, всякий раз, когда он пытался поговорить с ней серьезно о своих намерениях.

Настоящий же разговор состоялся, когда квартира наконец была готова и даже обставлена новой мебелью.

Тогда-то, набравшись смелости, Ферко явился к Рике в эспрессо перед самым закрытием, вопреки ее желанию и даже протестам взял под руку и повел на Майский холм смотреть новую квартиру.

— Куда ты меня ведешь, невоспитанный? — со смехом спросила его Рике, спотыкаясь на плохо освещенной дороге.

— Пять минут, и ты сама все увидишь.

И она все увидела.

От изумления Рике вытаращила глаза и даже разинула рот, когда Ферко буквально втолкнул ее в квартиру и, включив все освещение, повел показывать.

— Зверски хорошо! — всплеснула Рике руками. — Это самое лучшее бунгало во всей Обанье. Чья это квартира?

— Твоя. Если ты… согласишься.

С этими словами Ферко вынул из кармана маленькую коробочку и раскрыл ее. На темно-синем бархате заблестело золотое кольцо.

— О! Ты настоящий мужчина! — воскликнула глубоким, выразительным голосом Рике. Она надела кольцо на палец и вытянула руки, чтобы лучше видеть, как оно смотрится. Она осталась довольна осмотром и сказала: — Сватовство состоялось. Девица твоя, можешь поцеловать ее… Ну, чего же ты ждешь? Ну не будь же таким мямлей…

Вскоре лесную тропинку пересек звонкий ручей, по обеим сторонам которого кое-где в траве виднелись первые весенние ярко-желтые примулы.

Местами же, на голых участках, проглядывали камни серого известняка.

— Присядем, — предложил Холло. Он сел, закурил, а затем, с трудом подбирая слова, заговорил: — Вот вы заговорили о матери… что она купила для вас кооперативную квартиру. А как она отнеслась к вашей женитьбе? Не противилась?

У Шаранга, как уже было однажды, свело мышцу шеи.

— Нет… Она потому и квартиру купила… чтобы я мог съехаться с женой. Ну и… из-за моей работы тоже. Я работал техником в Обанье. Чтобы ездить туда каждый день, нужно было тратить на дорогу на автобусе три-четыре часа — это если бы мама и я остались жить в Катьоше.

— Выходит, и мать тоже переехала в Обанью?

— Да, и она. В новой квартире у нее была самая маленькая комнатка.

— А где она сейчас живет? Куда переехала?

Шаранг остолбенел.

— Кто вам… об этом сказал? — спросил он. — Откуда вы знаете, что… она ушла от моей жены?

— Из письма, которое вы хранили в своем бумажнике. В нем-то и говорилось, что вы выгнали родную мать из квартиры.

— Да, в нем… — Шаранг сильно побледнел. — Собственно, у мамы все есть. Работает она в городской больнице: и жилье у нее есть, и хорошая зарплата.

— Она ведь… медицинская сестра, не так ли?

— Когда мы жили дома, в Катьоше, была… но на новом месте ей не удалось устроиться.

— Тогда зачем она переехала? Она продала свой дом, купила квартиру, а теперь — переехала. Почему? Она что, не поладила с вашей женой?

Шаранг не успел ответить на этот вопрос: у него задрожали губы, затряслись руки.

— На этот вопрос я не хочу отвечать, — покраснев как рак, заикаясь, произнес он. — И… не могу ответить, товарищ подполковник.

Холло и не настаивал.

— Хорошо, — сказал он, — тогда давайте поговорим о письме и о той пикантной фотографии, как изволила выразиться ваша жена. Как она попала к вам?

Шаранг дернул плечом и сказал:

— Я ее украл. Украл из тумбочки Видо обе эти фотографии.

— Когда?

— Позавчера.

— При каких обстоятельствах?

— В подразделении беготня была: все готовились к учениям. Видо, как командир отделения, уехал на заправку.

— С какого времени вы стали его подозревать? Давно?

— Вообще-то я его не подозревал. Но если судить с сегодняшней точки зрения… причин на то много было.

— А именно?

— Он меня терпеть не мог. Я для него был и обузой, и позором отделения, и чем угодно… А потом вдруг он с каждым днем стал относиться ко мне все лучше и лучше. Больше того, даже заступаться за меня начал.

— И вы знаете почему?

— Теперь знаю. Чтобы у меня не было никаких подозрений. А тогда, после приезда жены, я подумал, что… он просто любит выпить за чужой счет… и только. Я ведь его угощал. Платил за пиво всегда я. Правда, не только его угощал, но и всех, кто стоял с ним в тот день на КПП.

— С какой целью?

— За одолжение расплачивался пивом. Меня тогда из столовой вызвали.

— А разрешение было?

— Нет. Я тогда еще и присяги не принимал. Видо под свою ответственность разрешил мне свидание с женой на десять минут.

— А вы просили его об этом?

— Жена просила. Она приехала совсем неожиданно и очень хотела поговорить со мной.

— Зачем?

Шаранг медлил, соображая, отвечать ему на этот вопрос или нет, но все же ответил:

— Поговорить о ее работе. Она хотела пойти работать. На новое место… Когда я на ней женился, она ушла со старой работы.

— А где она работала?

— В клубе шахтеров, в эспрессо, подавала кофе и напитки.

Холло немного подумал, а затем, покачав головой, проговорил:

— И вы… решили переехать в ту квартиру, взяв девушку чуть ли не в качестве рабыни, вынашивая мысль, что ваша мать будет сторожить ее. Плохая политика, я бы даже сказал, что очень плохая, сынок. Без доверия не то что брак, но… даже торговая сделка долго не просуществует.

— Это не так… — неуверенно запротестовал Шаранг. — Я очень… по-настоящему любил жену.

— А она вас?

Шаранг молчал. Молчал упорно, уйдя в себя, как он молчал той ночью, когда Холло попросил дать ему бумажник. Шаранг, конечно, знал, только не хотел признаться в этом даже самому себе, что без свадебного подарка, предложенного Рике в виде современной, с обстановкой, квартиры, она никогда бы не согласилась стать его женой. А когда эта мысль приходила ему в голову, он тотчас же старался оправдать себя тем, что раз он у Рике был первым мужчиной, то, следовательно, эта квартира была не платой за ее любовь, а условием их будущей семейной жизни. Единственное, чего он не понимал, — какое дело подполковнику Холло до всего этого? Ясно, что он хочет понять и спасти его. Само по себе хорошее намерение, но имеет ли он моральное право вмешиваться таким образом в личные отношения? Не говоря уже о том, что беду можно отвести только от того, кто сам к этому стремится и ищет помощи. А ему-то, Шарангу, теперь уж все равно. Он жаждет только одного — отомстить, во что бы то ни стало отомстить оскорбителю.