Мег Вулицер - Исключительные

Надо всем нависал, как в любой момент готовый сорваться сломанный карниз, ВИЧ и его смертный приговор. Геи, которых знал Итан, проводили послеобеденное время на поминальных службах. Они с Эш ходили на несколько, но были слишком молоды, чтобы знать толпы инфицированных людей. Эш и Итану не стоило беспокоиться о заражении вирусом. Эш провела всего одну ночь с малознакомым человеком в колледже, но каковы шансы заразиться в те времена, когда никто не слышал о ВИЧ и СПИДе?

— Парень был «очень гетеро», — сказала Эш.

Но большинство их знакомых истерично прочесывали списки всех своих половых партнеров и половых партнеров своих половых партнеров и задавались вопросом, есть ли среди них бисексуалы или, что менее вероятно, те, кто пользуется иглами; Жюль, в частности, стала одержима СПИДом. Она просыпалась посреди ночи в поту от беспокойства, убежденная, что у нее «ночной пот», один из главных симптомов СПИДа.

— Все с тобой нормально! — повторял ей Итан сто раз, но она очень переживала. Весь город трясся от страха. Джона, однако, сохранял привычную сдержанность и спокойствие. Из всех них только ему действительно было из-за чего переживать, но он ни о чем не распространялся. Итан не хотел спрашивать, использовал ли Джона «защиту», он даже не знал, был ли тот сейчас активным геем. Джона Бэй был самым мягким, приятным, человеком, которого вы когда-либо встречали, но все же он оставался тайной. Даже Эш, которая раньше встречалась с Джоной и все еще испытывала к нему большую привязанность, не знала точно, что он за человек.

Все в городе беспокоились о своем здоровье, о своей безопасности, о своей смертности. Никто еще не смог осознать, что убили Джона Леннона, который наслаждался поздним семейным завтраком на своей обширной кухне в Дакоте, пока рядом играл его маленький сынишка. Вокруг царили общие урбанистические печаль и паранойя, а проблема бездомных становилась все более острой. Столовые для нищих были так же забиты битком, как и танцевальные клубы. Уровень преступности поднялся. Но что было странным — не хорошим, а скорее плохим — ощущение богатства, просачивающегося через все это. Богатство было повсюду. Можно было обрести кусочек богатства, имея немного денег для инвестиций или хорошую идею для телесети. Новые рестораны высшего класса продолжали открываться, в одном из таких лаванда прилагалась к каждому блюду. Итан и Эш недавно услышали от Жюль, которая в свою очередь слышала от Нэнси Манджари, что Кэти Киплинджер окончила Высшую школу бизнеса в Стэнфорде и сейчас работает на «рынках капитала», что бы это ни было, и работает довольно успешно. Итан не понимал, как кто-то столь талантливый может весь день сидеть в вертящемся кресле и читать электронные таблицы о… рынках капитала. Но теперь он с такой позицией оказался в меньшинстве. Медленно шло движение от творчества к творческому управлению деньгами.

В те недели, когда сделка Итана находилась в разработке, его финансовый планировщик после собрания высказал ему мысль:

— На вашем месте в случае успеха шоу я бы всерьез задумался о коллекционировании работ Питера Клонского.

— Кого?

— Картины мороженого. Постоянно слышу его имя. Работы большие, пышные и по-хорошему вульгарные, они точно будут высоко оцениваться.

— Раньше люди ценили художественные работы. Теперь работы оцениваются ? Вот к чему мы пришли? Впрочем, может, всегда так и было, просто я наивный.

Финансовый планировщик рассмеялся, но Итан беспокойно задавался вопросом, не считают ли его самого художником, чьи работы будут высоко оцениваться. Конечно считали, Гил ему так же сказал. В тот миг, когда он отправил свое шоу в полную восприимчивых хихикающих руководителей комнату, он вошел в кровяной поток денег и торговли. Чистота ничего не значила, как, наверное, и всегда. В самом слове звучали религиозные нотки. Итан знал женщину, которая называла себя писателем, но когда ее спрашивали, что она написала, отвечала:

— Я пишу только для себя.

Затем она с любовью показывала свой стеганый дневник, и когда ее просили почитать, отказывалась, говорила, что это только для нее. Но можно ли считаться художником, если никто не видит твою продукцию ? Сам Итан был продуктом, и он позволял и себе, и своим работам поддаваться перспективе будущих денег. Может быть, он когда-нибудь будет владеть Питером Клонским. Он даже не видел картин Питера Клонского, но вдруг со стыдом осознал, что хочет приобрести его работу.

Что касается Кэти Киплинджер, то на рынках капитала, возможно, манипуляции деньгами и рынками давали ей тот же выпуск эндорфинов, что когда-то танцы. Итан тихо поддерживал с ней связь в течение нескольких лет, но как будто в основном хотел помочь ей оправиться от дерьмового времени, которое она провела с Гудменом в ту ночь в «Таверне на лужайке». Трудно сказать, в чем была проблема Кэти: она была бедной девочкой, и стала бедной женщиной. Она снова сошлась с Троем Мейсоном, который теперь был солистом «Театра танца Элвина Эйли». Итан задумывался, встречались ли они еще или уже нет. Обычно редко остаются с людьми, с которыми были в подростковые годы, Эш и Итан в этом плане странные. Время прошло, и теперь Итан и Кэти вообще не общались. Кажется, она больше не хотела иметь ничего общего с ним, или с тем, что считала дурной частью своей жизни. Он предположил, что она все еще в городе, копит и приумножает свое состояние, а также чужое.

Все богатые люди города жили хорошо посреди мрачной жизни. Город составлял настоящий парадокс, хотя, возможно, так оно всегда было. Здесь можно жить припеваючи, пока мир вокруг разваливается на части. Тут можно попасть на неописуемо грустную поминальную службу гея-продюсера за тридцать, на котором оперная певица исполняет ту самую арию из «Валли», уже ставшую клише, но все равно от которой каждый раз сжимается сердце. На приеме, среди людей, некоторые из которых точно уже обречены, пьют прекрасное вино и едят креветки на гриле, а затем выходят на улицу и видят всех этих озабоченных горожан с сумками из магазинов и бездомных, которые лежат посреди дороги на импровизированных постелях, так что их приходится обходить. Улицы дышат беспокойством и страхом, и город не является местом, которое можно вспоминать с теплой ностальгией — правда, рынки тогда взлетели, и если правильно вложиться, можно было увеличить состояние в несколько раз и купить квартиру с окнами, из которых не виден хаос.

Но именно из-за того, чем город являлся в то время, Итан Фигмен должен был там остаться. Даже когда студия утвердила его шоу, работать над ним надлежало в Нью-Йорке.

Прежде всего, он знал, что независимо от того, насколько ужасен Нью-Йорк, город будет его вдохновлять. Он любил это разбитое, переполненное, живущее конкуренцией место, где он провел всю свою жизнь, и где жил Уолли Фигмен, по крайней мере, когда он находился в нашем мире. Но было еще кое-что, нечто, что он еще не обсуждал с Эш. И теперь, после японского ужина, он решился.