Валерий Хайрюзов - Приют для списанных пилотов [Повести и рассказы]

Он присел на скамейку, наблюдая, как Милица ходит по саду, собирает в пакет яблоки. Почему-то память вернула его в то лето, когда после армии он пришел в гости к Анне, и она увезла его к себе на дачу. Там они вдвоем провели целую неделю. Днем Анна в одном купальнике и туфельках ходила по саду, угощала его клубникой. Сейчас Сергей понимал, что уже тогда она любила показывать себя, свое хорошо сложенное тело. Вспомнил он и то, как между делом она переругивалась с работающим на веранде телевизором, язвительно комментируя дикторов. Она была за перемены, и, по ее мнению, Россия во всем должна была равняться на Америку. Ее слова Сергей считал детским лепетом, полагая, что вся эта игра — ради него, и ему было приятно наблюдать за ней.

Отсюда, из Боснии, он распознавал те приметы, которые если не кричали, то подсказывали: вот-вот все должно рухнуть.

«В России нет таких разрушений, — думал Сергей. — Есть нечто иное: чувство безысходности. Но как его преодолеть? Какое нужно слово, чтобы подняться, отряхнуть налипшую грязь и зашагать дальше? И кто поведет? Недаром говорят: каков поп, таков и приход…»

— Это тебе в дорогу, — сказала Милица, протянув ему пакет с яблоками. — Конечно, нельзя без спросу, но я думаю, хозяева бы разрешили собрать опавшие яблоки. И помолчав немного, добавила: — Не люблю расставаться. Сегодня ты будешь в Белграде, а завтра в своем Иркутске. И забудешь, что где-то есть Босния.

Сергей видел: она хотела сказать — забудешь меня. Но Милица быстро справилась с собой и уже ровным голосом продолжила:

— А мы с Мишко поедем в Бихач. Наши бы его давно взяли, да американцы не дают. Во время последнего контрнаступления сербы разбили пятый мусульманский корпус и подошли к городским кварталам. Солдаты Изитбеговича сдавались в плен тысячами. Их собрали в одно место и провели политбеседу, предложив хором повторить одну фразу: «Босна е сербска, как и Москва — русская!» Потом всех пленных, кроме наемников, под честное слово распустили по домам.

Со стороны дороги посигналила машина.

— Ну вот, кажется, Мишко нашел для тебя попутную, — сказала она.

Милица смотрела куда-то вниз, затем быстро подняла глаза. Он увидел, как у нее по щеке покатилась слезинка. Сергей обнял ее за плечи, и она уткнулась ему в плечо.

— Ты не смотри на меня, хорошо, — попросила она. — Сейчас все пройдет, и я буду в полном порядке.

С дороги вновь долго и требовательно посигналили, и Милица, торопливо поцеловав его, пошла к калитке. На дороге рядом с машиной Мишко стоял военный джип. Милица о чем-то переговорила с водителем и сказала Сергею, что у них времени в обрез.

Перед тем как сесть в джип, Сергей оглянулся. Она с улыбкой подняла вверх ладошку, затем поднесла ее к губам. Послав воздушный поцелуй, тут же показала губами, что целует его еще много-много раз, затем развела руками, мол, рада бы ехать с ним, но что поделаешь! Милица села в машину, хлопнула дверца, и Мишко умчал ее в сторону Бихача. Сергей, проводив ее глазами, уселся на заднее сиденье джипа. Глядя на дорогу, он пытался думать о том, что нужно будет сказать в российском посольстве, чтобы объяснить свою задержку. Но перед глазами стояла Милица…

Уже в Белграде Сергей узнал, что в центре Сараева вновь взорвалась адская машина и погибло много мирных жителей. И в который раз во всем обвинили сербов. Русскому полковнику Демуренко из батальона миротворческих сил, который пытался доказать, что вины сербов нет, тут же заткнули рот и отправили в Россию. И, как по команде, американские, французские и английские самолеты с итальянской базы в Баре и с авианосцев в Адриатике начали наносить бомбовые и ракетные удары по находящимся в Боснии сербским мостам и дорогам.

Потом последовали ультиматум Туджмана, мобилизация в Хорватии и падение Сербской Краины. Словно заранее зная и участвуя в каком-то чудовищном сценарии, тысячи сербов в который раз за свою историю снялись с насиженных мест и двинулись на восток. Их расстреливали из орудий, давили танками. По дорогам Боснии шло одно большое, огромное горе. Тысячи и тысячи машин, повозок, колесных тракторов под дождем двигались к Баня-Луке. Из-под одеял выглядывали ребятишки, темными, испуганными глазенками рассматривая проезжающие военные машины…

Сергей прожил несколько дней у Зорана в Белграде. Выехать в Россию оказалось совсем не просто. В посольстве начали задавать разные вопросы, например, почему он просрочил визу, от какой газеты ему дали столь длительную командировку. И так далее и тому подобное. До выяснения всех вопросов просили подождать. Когда пала Сербская Краина, Сергей с первой же оказией помчался в Баня-Луку, намереваясь разыскать там Милицу. Добирался долго, с частыми остановками. Навстречу нескончаемыми колоннами двигались беженцы. В Баня-Луке ими были заполнены все площади, парки и скверы.

На телевидении знакомый журналист сказал Сергею, что неделю назад она с Мишко уехала на передовую. Но через день он неожиданно увидел на площади знакомую машину Мишко. Заметив спешащего к нему Сергея, Мишко вышел из машины и начал пробираться навстречу между сгрудившимися беженцами. Какой-то усталый, мокрый и помятый, молча протянул руку. Затем достал из кармана сиреневого мишку.

— Что случилось? — спросил Сергей.

— Милица — тобе.

— Где она? Что с ней? — чувствуя, как из-под ног уходит земля, выдохнул Сергей.

— Не нема, — глядя куда-то в сторону и смахивая ладонью с лица водяные капли, тихо сказал Мишко. — Она е погинула под бомбами. Ми ее повели у больницу. Ништа ние помогло. Она е молила до придайте поруку, что она сама са тобой.

И вдруг Сергей понял, что на лице у Мишко были не капли от дождя, а слезы.

На Балканы с Адриатического моря пришел огромный циклон. Он надолго завис над горами, поливая землю дождем, которому, казалось, не будет конца. Так, наверное, было во время Всемирного потопа. Кто-то там, наверху, должно быть, решил смыть все следы человеческих злодейств и слез на лицах. Но бредущим по воде людям уже неоткуда было их брать — все было давно выплакано.

Мишко еще что-то говорил, но Сергей уже ничего не слышал. Все его существо отказывалось верить в случившееся. Сжав губы, он окаменело смотрел на укрывшихся от дождя под пленкой ребятишек, на огромную лужу, на поверхности которой возникали и тут же пропадали водяные пузырьки…

Почему-то ему вспомнились Призрень и те, уже далекие слова Милицы, когда они стояли в церкви Богородицы Левишки. У нее уже никогда не будет детей. В кармане куртки он ощущал тяжесть каменного мишки и не знал, что с ним делать: отдать сидящим под пленкой ребятишкам, взять с собой или зашвырнуть куда подальше. Сказанные как бы невзначай слова про каменное сердце воплотились. Теперь он казнил себя за них. Зачем, кому она помешала? Бог забирает молодых и красивых, говорили древние. Но почему выбор пал на Милицу? Поехал на войну искать друга, но потерял не только его, а нечто большее. И теперь не знал, как жить дальше и что делать в мире, где уже никогда не будет ее. Ничего не будет: ни Сибири, ни Байкала. Казалось, вот только недавно она стояла рядом и читала стихи Николича.