Дженни Хан - С любовью, Лара Джин

– Нет, беру свои слова обратно! Я наверняка буду самой красивой к старшим классам. Ты можешь быть самой милой.

Я спрыгиваю с дивана и ловлю ее, словно хочу потрясти. Она хихикает.

– Я не хочу быть самой милой, – говорю я.

– Но так уж получается. – Она говорит это не для того, чтобы обидеть, но на комплимент непохоже. – А какие мои черты ты бы хотела иметь?

– Твое упрямство.

– А что еще?

– Твой нос. Маленький хорошенький носик, – я его трогаю пальцем. – А ты – из моих?

Китти пожимает плечами:

– Не знаю.

Потом она начинает смеяться, и я трясу ее за плечи.

Весь вечер я продолжаю размышлять о ее словах. Я не думала о том, что у папы и Трины может быть ребенок. Но у Трины детей нет, только золотистый ретривер Симона, с которой она обращается как с ребенком. Может, она захочет завести собственного ребенка? А папа никогда об этом не говорил, но вдруг он захочет завести сына? Этот ребенок будет на восемнадцать лет младше меня. Какая странная мысль. Еще более странно думать, что я уже могла бы иметь собственного ребенка.

Что бы сделал Питер, если бы я забеременела? Я не могу этого представить. Моей фантазии хватает только на выражение лица папы от такой новости.

На следующее утро, когда мы с Питером едем в школу, я украдкой смотрю на него.

– Мне нравятся твои гладкие щеки, – говорю я, – как у ребенка.

– Я мог бы вырастить бороду, если бы захотел, – говорит он, трогая свой подбородок. – Густую.

Я с любовью говорю:

– Нет, ты бы не смог. Но однажды сможешь. Когда станешь мужчиной.

– Я мужчина, – хмурится он. – Мне восемнадцать!

Я фыркаю:

– Ты даже обед сам себе не готовишь. Ты умеешь стирать белье?

– По всем важным признакам я мужчина, – хвастается он, и я закатываю глаза.

– Что бы ты сделал, если бы тебя призвали служить в армии?

– Э-э-э… разве студентов колледжа не освобождают от службы? И разве призыв еще существует?

Я не знаю ответов на эти вопросы, поэтому перехожу к следующему:

– Что бы ты сделал, если бы я сейчас забеременела?

– Лара Джин, мы не занимаемся сексом. Это было бы непорочное зачатие.

– А если бы занимались? – настаиваю я. Он стонет.

– Ну и вопросы! Я не знаю. Откуда я знаю, что бы я сделал?

– Что ты думаешь?

Питер не колеблется.

– Я бы сделал то, что ты скажешь.

– Ты не хотел бы обсудить и решить вместе?

Я его проверяю, хотя не знаю, зачем.

– Не мне придется носить ребенка. Твое тело, тебе и решать.

Его ответ меня устраивает, но я не останавливаюсь.

– Что если бы я сказала… давай оставим ребенка и поженимся?

Питер снова не задерживается с ответом.

– Я бы сказал – да, конечно!

Теперь я хмурюсь.

– «Конечно»? Вот так просто? Самое важное решение в жизни, а ты просто говоришь «конечно»?

– Да, потому что я уверен.

Я наклоняюсь к нему и прижимаю ладони к гладким щекам.

– Вот поэтому ты все еще мальчик. Ты слишком уверен.

Он хмурится:

– Почему ты так говоришь, словно это плохо?

Я отпускаю его.

– Ты всегда так во всем уверен. Никогда не сомневаешься.

– Ну, в этом я точно уверен, – говорит он, глядя прямо перед собой. – Я не стану таким отцом, как мой, сколько бы лет мне ни было.

Я затихаю и чувствую себя виноватой, оттого что напомнила о неприятном. Я хочу спросить, пытался ли его отец извиниться, но закрытое выражение лица Питера мне не дает. Только хочется, чтобы они разобрались в своих отношениях, прежде чем Питер пойдет в колледж. Потому что прямо сейчас Питер еще мальчик, и я думаю, что в глубине души все мальчики хотят знать своего отца, как бы он себя ни вел.

После уроков мы заезжаем за сэндвичами. Питер вгрызается в сэндвич с жареной курицей прежде, чем мы выедем с парковки. Прожевывая очередной кусок, он говорит:

– Ты правда не можешь представить себя замужем за мной?

– Я этого не говорила!

– В некотором смысле сказала. Ты сказала, что я еще мальчик и что ты не вышла бы замуж за мальчика.

Ну вот, я задела его чувства.

– Я не это имела в виду. Я говорила о том, что не представляю, как могла бы сейчас выйти замуж. Мы оба еще дети. Как мы можем растить ребенка? – Не подумав, я добавляю: – Хотя папа мне выдал полный набор контрацепции для колледжа, так что волноваться не о чем.

Питер чуть не давится сэндвичем.

– Набор контрацепции?

– Ну да, презервативы и… Питер, ты знаешь, что такое защитные зубные прокладки?

– Что? Их стоматологи используют, чтобы держать рот пациента открытым?

Я хихикаю.

– Нет. Это для орального секса. А я-то думала, что ты эксперт и всему меня научишь, когда мы пойдем в колледж!

У меня учащается сердцебиение. Я жду, что он пошутит про то, что в колледже мы наконец займемся сексом, но вместо этого он хмурится и говорит:

– Мне не нравится, что твой папа считает, что мы занимаемся сексом, хотя это не так.

– Он просто хочет, чтобы мы были осторожными. Это профессиональное. – Я глажу его по колену. – В любом случае беременность мне не грозит, так что все в порядке.

Он сминает салфетку и бросает в пакет, не отводя глаз от дороги.

– Твои родители познакомились в колледже?

Я удивлена, что он помнит. А я не помню, когда ему рассказывала.

– Ага.

– Сколько им было? Восемнадцать? Девятнадцать?

Эти вопросы не просто так.

– Мне кажется, двадцать.

Он едва заметно мрачнеет.

– Ладно, двадцать. Мне восемнадцать, тебе будет восемнадцать через месяц. Двадцать – это всего на два года больше. Что меняют два года, если посмотреть на картину мира в целом? – Он широко улыбается. – Твои родители познакомились в двадцать, а мы – в…

– Двенадцать, – вставляю я.

Питер дуется, из-за того что я нарушаю его аргументацию.

– Ну ладно, мы познакомились, когда были еще детьми, но встречаться начали только в семнадцать…

– Мне было шестнадцать.

– По-настоящему мы сошлись, когда семнадцать было нам обоим. Это то же самое, что восемнадцать, а по сути все равно что двадцать. – У него самодовольный вид юриста, закончившего триумфальное выступление в суде.

– Это очень длинная и запутанная логическая цепочка, – говорю я. – Ты не думал о том, чтобы стать юристом?

– Нет, но теперь думаю, можно попробовать!

– В университете Вирджинии прекрасная школа права, – говорю я и испытываю мгновенный укол в сердце. Одно дело – колледж, но школа права! До нее еще далеко, и кто знает, что произойдет? Мы будем совсем другими людьми. Представляя Питера в двадцать, я как будто тоскую по мужчине, которого могу никогда не встретить. Сегодня он еще мальчик, и я знаю его лучше всех, но что если так будет не всегда? Наши пути уже расходятся день ото дня, и чем ближе август – тем больше.

ТРИНА ВЫСТАВЛЯЕТ СВОЙ ДОМ НА ПРОДАЖУ через пару недель после помолвки. Кристен – риелтор, и она сказала, что сейчас самое время продавать, потому что весной больше покупателей. Она оказывается права: ей делают предложение на той же неделе. Трина и папа думали, что дом останется на рынке хотя бы месяц. А теперь грузчики вносят коробки в наш дом, и все меняется со скоростью света.