Вадим Саралидзе - Орфей курит Мальборо

– Нет. Ты даже не представляешь, как ты мне помог.

Ник, совершенно протрезвев, срочно распрощался с замечательным коллекционером и попросил отвезти его в гостиницу. Запершись в номере, он с вновь обретенной гитарой в руках еще долго сидел и пил в одиночестве виски, которым его снабдил заботливый Федя, а потом, не раздеваясь, задремал с «Орфеем» на коленях.

…Ему показалось, что прошло всего несколько минут. Было холодно, влажная кожа ощутила сквозняк. «Наверное, открылось окно», – подумал Ник и разлепил глаза. Оказалось, что он стоит перед небольшой деревянной дверью, обитой старым коричневым дерматином. Его затертая поверхность лопнула во многих местах, и оттуда грязными пучками выступала некогда белоснежная вата. «Похоже на нашу репетиционную комнатушку в школе», – успел подумать он. Из-за двери раздавались еле слышные звуки, настолько тихие, что Ник даже не мог разобрать, что это – музыка или какой-то посторонний шум. Дверная ручка была, по всей видимости, оторвана и заново наспех прикручена одиноким ржавым шурупом. Обивочные гвозди с кривыми ножками напоминали старые подосиновики в осеннем лесу. «Грибы? Может, это те самые, питерские?» – Ник вспомнил, что музыканты Ленинградского рок-клуба рассказывали ему про особый грибной кайф и даже предлагали попробовать.

Один такой экземпляр оказался прямо перед носом Ника: рубчатая поверхность его желтоватой широкой шляпки покрыта мелким узором разбегающихся в стороны лучей. В самом ее центре Ник разглядел крохотный треугольник с какой-то точкой внутри. Ему даже показалось, что треугольник вращается, подрагивая, словно дожаривающаяся яичница на сковородке.

Этот рисунок он уже видел раньше, только никак не мог вспомнить где. «Странно. Вроде бы обычный гвоздь», – подумал он, усиленно напрягая память. «Стоп! Это же „Всевидящее око“! Масонский знак. Что он тут делает?» Неожиданно треугольник увеличился в размерах, приблизившись к лицу Ника, а точка внутри превратилась в глаз, который немедленно и нагло подмигнул ему, как бы приглашая войти. Испугавшись, он резко дернул ручку двери на себя, она легко оторвалась и осталась в его ладони. Детали замка невпопад, точно вываливающиеся из кукурузника трусоватые парашютисты, посыпались на пол.

Ник машинально поднял руку. По драному линолеуму медленно катился здоровенный патрон, а вместо бесполезной железяки в его руке удобно устроился приличных размеров револьвер. «Smith & Wesson 625» – неожиданно хладнокровно отметил про себя Ник. Он стрелял из этого оружия в маленьком тире в Нэшвилле, во время поездки в Штаты к двоюродному дяде (тогда он потратил на обучение азам стрельбы целых два дня, даже пропустив ради этого мастер-класс знаменитого гитариста Винса Гилла).

Ник шагнул в приоткрывшуюся дверь и оказался в маленькой прямоугольной комнате, слабо освещенной тусклой лампочкой без плафона, болтающейся на проводе над продавленным диванчиком в дальнем углу. Посередине комнаты стоял видавший виды черно-белый телевизор на ножках, по экрану которого пробегали сетчатые волны. «О! Похож на наш „Старт“!» Школьный завхоз как-то притащил его на вечное хранение и немедленно забыл об этом. Во время ранних воскресных репетиций Ник и его команда иногда для смеха включали телек, чтобы покуражиться над «Утренней почтой» и Лещенко с «Самоцветами». Осмотревшись, он увидел, что действительно оказался в школьной подсобке, где регулярно музицировала их группа. «А где же инструменты? Слева всегда стояли барабаны, в углу – два старых усилителя, две колонки… где это все?» Ник сделал шаг к телевизору, на экране возникли еле заметные очертания каких-то фигур, раздался сильный треск, сквозь который слабеньким кашлем проступала музыка.

Сквозь противный нарастающий скрежет он сумел понять, что это не просто шум, а известная песня Чижа. Чиж довольно продолжительное время был кумиром Ника, он выучил весь его репертуар и тайно от всех завидовал умению старшего коллеги мастерски соединять русские народные интонации с блюзом.

Взгляд Ника упал на лист ватмана с выцветшими карандашными рисунками и полуотклеившимися фотографиями. «Стенгазета?» – догадался он. Металлические кнопки, которыми лист крепился к стене, почему-то шевелились, как блестящие гитарные колки. Шум становился все явственней. Нику даже показалось, что кнопки-колки танцуют точно в такт музыке. Изображения на ватмане тоже вели себя необычно – все время меняли цвет и очертания, превращаясь в грязные пятна, произвольно скользящие по шершавой поверхности.

В комнате стало душно. Рукоятка револьвера в правой руке стала мокрой от пота. Ник хорошо помнил бойкий американский курс практической стрельбы, построенный на культе уважительного отношения к оружию, поэтому бросить револьвер на пол он не смог. Тем временем с каждым куплетом мощность звука нарастала. Это было совершенно необъяснимо, так как в комнатушке не было никакой звукоусиливающей аппаратуры, кроме маломощных динамиков «Старта».

Дикий скрежет и помехи раздражали Ника, да и пение неизвестных артистов ему не нравилось. Нет, вокал вполне себе соответствовал, да и сыграно все было вроде бы неплохо. Но казалось, будто солист пел на иностранном языке, абсолютно без акцента, но совершенно не понимая смысла текста. Ник поморщился и подошел к телевизору, но кнопки громкости не обнаружил. На этом странном ящике не было вообще ни одной ручки или клавиши!

Телевизор надрывался все громче и громче. Казалось, что жуткий грохот заполнил собой все пространство комнаты, полностью вытеснив оттуда воздух. Ник судорожно ухватился за пластмассовый ящик и обнаружил, что шнура питания тоже не было. Телевизор, опровергая все законы физики, работал автономно, без антенны и подключения к электричеству, неумолимо продолжая наращивать мощность. Звуковой пресс давил все сильней, тошнота ползла все выше и выше к самому горлу. Ник почувствовал, что из левого уха течет что-то теплое. Вытерев струйку, он понял, что это его кровь, и медленно сполз куда-то вниз, на замызганный линолеум.

На этих словах Ник из последних сил взвел курок и трижды нажал на спуск, с огромным трудом удерживая револьвер двумя руками. С расстояния в пару метров не попасть в цель было совершенно невозможно – рев музыки моментально прекратился, и стало слышно, как на пол сыплются осколки. «А я бы спел лучше», – успел подумать он. И в этот момент стенгазета упала и накрыла лежащего на полу Ника собой, словно одеялом…