Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

— Хорошее известие? — спрашивают те.

— О да! Чудесное!

Кроме того, у портье есть и другое известие — для поляков. Автомобиль можно получить до восьми часов вечера. Дневная сиеста продлевает рабочий день в Испании до позднего вечера, так что и Доминика — пока Лукаш будет заниматься машиной — успеет получить деньги в страховом агентстве, а потом с Гарриет съездит на почту.

Снова Гран Виа, пестрый поток пешеходов в эту предвечернюю пору, проспект Алькала с десятью проезжими полосами и площадь, где струи фонтана богини Кибелы так освежают воздух… И почта. Дворец связи, с толпой туристов у входа.

— Освежим ноги в фонтане? — спрашивает Гарриет, припарковав автомобиль.

— Потом, — предлагает Доминика. Нетерпение гложет ее, она отыскивает окошко «До востребования» и становится в длинную очередь.

— Мы придем к тебе, — говорит Гарриет, — или ты приходи к нам, мы будем у окошка переводов.

Многолюдье в огромном зале ошеломляет. Доминика прикрывает глаза, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. Письмо из дома! Оно может быть, только если опоздало к моменту их первого приезда в Мадрид. Авария с машиной изменила весь их маршрут: они планировали возвращаться другим путем — из Гранады через Валенсию и Барселону к французской границе. «Теперь нам наверняка не побывать ни в Валенсии, ни в Барселоне… Хотя, собственно, почему? У нас же тысяча пятьсот долларов! — Доминика крепче прижимает локтем сумку с деньгами. — «Может, лучше носить ее на груди, как в прежние времена польские крестьянки, когда отправлялись на рынок…» Она усмехается, уже и в помине нет мысли, что лучше бы этих долларов вообще не было, они словно волшебная палочка, с помощью которой можно получить все что угодно, например целую неделю беззаботного времяпрепровождения с Лукашем в Барселоне…

При мысли о Барселоне она забывает даже распечатать письмо из дому, которое получила в окошке. Адрес на конверте написан красивым почерком матери, и возможно, в письме есть то слово, которого сейчас она страшится. «Неделя в Барселоне, а там будь что будет!» — бьется в голове мысль.

Она отыскивает Гарриет и ее компанию возле окошка, где выдают телеграфные переводы. Гарриет в бешенстве, не в лучшем настроении Ингрид и Яльмар.

— Будем сидеть в «Ритце», пока не пришлют деньги!

— Или продадим автомобиль, — предлагает Ингрид.

— Тихо, девочки! — проявляет наконец характер Яльмар. — Прежде всего надо дать домой телеграммы.

Они берут бланки, пишут по нескольку слов — в целях экономии, — а Доминика стоит рядом, так и не распечатав письмо. Конверт она вскрывает, только когда все опускают ноги в фонтан, обе шведки и Карлос с Мануэлем все допытываются, отчего это она не читает письма, которое так ждала?

— От мамы?

— От мамы.

— Это же надо — какое длинное письмо, — удивляется Яльмар, хотя письмо вовсе не длинное.

«Дорогая Доминика, — читает она вслух, а они, не понимая чужого языка, наклоняют головы набок и очень похожи в этот момент на собак, прислушивающихся к звукам человеческой речи. — Получила твое письмо из Марселя. Я говорила тебе, что это прекрасный город, и мне всегда мечталось, чтобы ты его увидела. Когда мы с отцом ездили на юг Франции, ты была еще совсем маленькой и мы не могли взять тебя с собой, но в каждой открытке к бабушке писали: Доминика обязательно должна это увидеть. Открытки наверняка где-нибудь дома, и ты можешь это проверить. У нас все те оке горести: забастовки и волнения, все длиннее становятся очереди буквально за всем, а самое унизительное — за хлебом накануне свободных суббот. Чтобы купить хлеб в пятницу, приходится вставать в пять утра. Можешь себе представить, на что я гожусь в этот день в больнице. Агнешка и Войтек — в Вене, прислали оттуда письмо тетке. Несколько дней назад по нашему телевидению передавали репортаж: из тамошнего пересыльного лагеря для беженцев, и мне показалось, что они мелькнули в толпе. Условия в лагере более чем жалкие: нищенство и изматывающее, порой безнадежное ожидание разрешения на выезд куда-нибудь дальше. Но у Агнешки всегда были крепкие нервы, жаль только, что ее мать в этом не убеждена и дни напролет заливается слезами. Дела у отца с работой все еще в подвешенном состоянии. Ведутся разговоры о переквалификации (что за страшное, даже по звучанию, слово!) увольняемых людей, но как можно переквалифицироваться (ужас!), если человеку почти пятьдесят?!

Передай от меня привет Лукашу. Не пишу подробно, поскольку не уверена, застанет ли вас это письмо в Мадриде и не вернется ли из этого прекрасного города обратно в нашу грустную Варшаву.

Вместе с папой крепко тебя целуем!

— Хорошие новости? — спрашивает Гарриет.

— Нет! — коротко отвечает Доминика.

Вода в фонтане холодная, и, опустив в нее ноги, отдыхаешь, отдыхаешь, сидя здесь, на такой прекрасной площади, в самом сердце города, который с наступлением вечера словно оживает после изнуряющего зноя.

— Мне не хочется отсюда уходить, — шепчет Доминика.

— Ну и давай сидеть, — соглашается Гарриет, повыше задирая юбку и поливая водой загорелые бедра. — В котором часу вы завтра уезжаете?

— Лукаш хочет выехать рано утром.

— Значит, мы больше не увидимся, я буду завтра спать до обеда.

— Я тоже, — потягивается Ингрид.

— И не попрощаетесь с нами? — спрашивают испанцы. — Мы утром возвращаемся в Саламанку.

— Сегодня попрощаемся, да хотя бы сейчас! — Гарриет натягивает юбку на колени, вытирает о нее мокрые руки и обнимает юношей. — Вы не сожалеете об этих двух неделях?

— Нет, — довольно вяло отвечают те.

Яльмар трясет им руки.

— В будущем году мы опять приедем в Испанию. А знаете что? Давайте встретимся здесь!

— Прекрасно! — восклицают Гарриет и Ингрид. — Встретимся здесь!

— Я не смогу, — говорит Доминика.

— Не сможешь? — огорчаются юноши.

— Вы же знаете, почему я не могу обещать.

— Я не так уж в этом уверена, — говорит Гарриет.

— А вообще, действительно, давайте попрощаемся здесь.

Они целуются и обнимаются — юноши наконец-то получили на это право, — обещают друг другу писать. Потом прощание с фонтаном, с площадью, с десятью рядами проезжих полос на проспекте Алькала, с заполненной пешеходами Гран Виа — и Доминика, подняв в прощальном приветствии руку, выскакивает из машины Гарриет, та включает с места вторую скорость, и машина поворачивает обратно к отелю «Ритц».

У входа Доминика встречает Лукаша, который, словно забыв о ссоре, издали ей кричит:

— Машина как новая! Посмотри, она на стоянке! Надо только перенести из холодильника наши консервы, и можно ехать!

— А сейчас ты куда?

— Послушаю еще последние известия. Гомес сказал, что в Польше начались голодные марши.