Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

— Голодные марши…

— Да. Хочу послушать вечерние сообщения.

— Голодные марши, голодные марши… — повторяет Доминика. В душе у нее опять что-то обрывается и леденеет. Она берет у портье ключ, поднимается в лифте наверх, с лихорадочной торопливостью открыв дверь номера, бросает в чемодан все, что успела выложить, вернувшись из Гранады, потом захлопывает чемодан и — решив не экономить на чаевых — вызывает боя.

— Позови такси и снеси вещи.

Последний взгляд вокруг — не осталось ли чего, — затем в сумку: так, деньги и визитная карточка Асмана на месте; и наконец: дверь, лифт, ключ — на стойку портье… Бой ждет у такси, получает чаевые — более щедрые, чем ожидал, — с поклоном захлопывает дверцу машины.

— Куда ехать? — спрашивает таксист, не получив ответа, оборачивается и повторяет вопрос: — Куда едем, сеньорита?

«В аэропорт!» — хочет сказать Доминика, но не может извлечь из горла ни одного звука. Этой короткой минуты хватает, чтобы прежнее намерение изменилось. «Нет, еще не в аэропорт, — думает она, — еще есть время». Вообще, у нее теперь много времени, и сегодняшний день она проведет с Гарриет и ее друзьями, беззаботно, без мыслей о завтрашнем дне, который, возможно — наконец-то, о господи! — возможно, окажется избавленным от страха. — В «Ритц»! — громко говорит она и опускает голову, боясь, что зеркальце над головой водителя отразит ее искаженное плачем лицо.

Испано-французскую границу Лукаш пересекает неподалеку от Биаррица и сразу же направляется на поиски кемпинга. Он старается не думать о происшедшем и делает все чисто механически: разбивает палатку, достает матрац и спальный мешок. Готовить еду не хочется, сама мысль о говядине в собственном соку вызывает дрожь, и он идет в бар кемпинга, заказывает какую-то закуску и вино, к которому в Испании успел уже пристраститься, особенно в последние две недели, пока не водил машину. Мальчик в красной шапочке разносит газеты. Лукаш покупает «Франс суар», разворачивает в поисках известий из Польши, в газете их нет, зато он натыкается на рубрику «В последний час», где одно сообщение приковывает его внимание:

«Смерть американского дирижера. Вчера вечером в Париже умер известный американский дирижер и композитор Джереми Асман. Смерть наступила внезапно в его уборной, перед концертом».

Лукаш складывает газету, отодвигает принесенную закуску и залпом выпивает бокал вина. Ему вспоминается разговор с Асманом по дороге в Хенералифе, потом танго с Доминикой… И Лукаш испытывает облегчение оттого, что сумел не поддаться тогда чувству ревности, как бы признав право этого человека на несколько беззаботных минут… Но почему он и о Доминике думает так, словно она умерла, умерла, оставленная одна без поддержки в чужом, безжалостном мире?..

Не поняв даже — почему, Лукаш решает: надо побыстрее возвращаться в Варшаву, побыстрее возвращаться в Варшаву… Там, быть может, его ждет самая горькая неприятность… Пусть! Он и жаждет поскорее с ней встретиться лицом к лицу.

…Въехав в черту города, он останавливается возле первой же закусочной.

— У вас есть телефон?

— Есть. — Официантка в не очень свежем фартуке показывает на телефонный аппарат у портьеры, прикрывающей дверь в уборную, куда — успел он заметить — то и дело юркают посетители: только что подвезли пиво. «Разве можно отсюда спокойно говорить?» — думает он в замешательстве, но другая мысль еще тревожнее: а будет ли с кем говорить?

Дрожащими пальцами он набирает номер телефона отца и с замиранием сердца ждет, слушая долгие, очень долгие, слишком долгие гудки.

И вдруг спокойный голос:

— Сыдонь слушает!

— Это я, Лукаш! — кричит он. — Это я, Лукаш! Я только что вернулся!

— Откуда ты звонишь?

— Из какой-то закусочной. Сейчас буду у тебя! О боже! Как я рад! Как я рад, что ты здесь!

— Конечно, здесь. Позавчера приехал, — отвечает Геро Сыдонь, удивленный чрезмерной горячностью сына.

Автор романа «Мост над бурной рекой», польская писательница Станислава Флешарова-Мускат, писательница широко известная в послевоенной Польше, советскому читателю до сих пор, к сожалению, не была знакома: ее произведения — романы, повести, рассказы — пользующиеся в Польше поистине феноменальным успехом, выходившие огромными, в сотни тысяч экземпляров, тиражами и мгновенно раскупавшиеся, в Советском Союзе ранее не издавались. Тому есть свои причины, и ниже о них будет сказано. До появления своей книги на русском языке писательница, увы, не дожила: 2 октября 1989 года после тяжелой болезни на семьдесят первом году жизни она скончалась. А русского издания Флешарова-Мускат ждала долго, ждала терпеливо и с надеждой, как события, по ее словам, «весьма значимого, ибо увидеть свое произведение на русском языке, языке Толстого, Достоевского и Короленко — высочайшая честь для писателя любого народа».

И все же, как бы там ни было, — пусть незадолго до смерти и только в рукописи — Флешарова-Мускат успела увидеть свой роман «Мост над бурной рекой» в переводе на русский язык. С переводом она знакомилась, будучи прикованной тяжким недугом к постели, и все же нашла в себе силы сделать к нему некоторые замечания, внести кое-какие поправки и высказать ряд пожеланий, хотя одобрение перевода писала на титуле рукописи уже слабеющей рукой 29 сентября 1989 года, т. е. всего за три дня до своей кончины. Это были последние связанные с литературным творчеством слова Станиславы Флешаровой-Мускат. Титульный лист рукописи перевода с этими написанными ее рукой строчками передан в архив творческого наследия писательницы при Союзе польских литераторов, а советские издатели поместили их факсимиле, как дань памяти автору, на титуле предлагаемой читателю книги. Знакомясь с переводом своего романа на русский язык, писательница была оживленна и делилась своим замыслом непременно подготовить для русского издания обращение к советскому читателю. Горько сознавать, что на это судьба не отвела уже ей времени. И коль скоро она не сумела сама рассказать «о времени и о себе», тем обязательнее представляется долг хотя бы несколько слов сказать о ней и о ее творчестве.

Родилась Станислава Флешарова-Мускат на юго-востоке Польши в небольшом городке Сеннове под Пшеворском нынешнего Пшемышльского воеводства 21 января 1919 года и стала, таким образом, почти ровесницей новой Польши, получившей в ноябре 1918 года свою государственную независимость. Невольно в этой связи приходит мысль, что и умерла она в переломные для ее родины дни, в те дни, когда в стране рухнул прежний, привычный ей строй, при котором она прожила всю свою сознательную и творческую жизнь. В этом, конечно же, нет никакой прямой зависимости — просто уж так угодно было случаю, но некую символичность усмотреть здесь можно, ибо всей своей жизнью, творчеством и гражданской позицией писательница решительно и недвусмысленно продемонстрировала сделанный ею выбор в пользу Народной Польши и всегда отличалась страстным, чуть ли не до физической боли ощутимым чувством любви именно к этой своей родине, горькую судьбу которой самоотреченно делила до последних дней жизни. Можно уверенно сказать, что чувство это составляет нравственную основу всех ее произведений и, пожалуй, наиболее пронзительно ощущается в романе «Мост над бурной рекой». Не случаен в нем такой диалог двух главных героев: «…мы — народ, одержимый патриотизмом, а несчастья нашей родины связывают нас с ней узами куда более прочными, чем другие народы — достаток и процветание их стран», на что собеседник не без боли и горечи отвечает: «Одержимость поляков любовью к родине — это, пожалуй, подсознательное чувство их вины перед ней. Кто же в самом деле, если не говорить о злополучном ее географическом положении, повинен во всех ее бедах…»