Алексей Курилко - Земля вращается со скрипом

— Милый, это Вера. Дорогой, я очень надеюсь, что ад все-таки существует и ты будешь гореть в нем синим пламенным огнем, сука! Скотина! Урод! — Она замолчала, глубоко втянула носом воздух и, успокоившись, нежно добавила: — Пока, любимый. Целую.

— Муж? — спросил мужчина Веру, когда она протянула ему телефон.

Она кивнула:

— Причем любимый.

— Да это ясно, — заметил он, все еще находясь под сильным впечатлением от этого ее эмоционального взрыва. — Ну, что ж! Не вижу повода не выпить!.. Точнее, вижу отличный повод напиться.

— Я уже, — сообщила Вера.

— Напились?

— Пыталась.

— Попробуйте со мной. У меня тяжелая рука.

Он наполнил бокал и протянул ей. Сам взял бутылку и провозгласил:

— За конец света! — И сделал несколько осторожных глот ков из горлышка.

Вера осушила бокал до половины.

— А теперь, — предложил он, — я буду вас развлекать! Буду шутить, балагурить, рассказывать занятные истории из жизни. Для начала, анекдот в тему! Приходит девушка в магазин и просит продавца: «Дайте мне, пожалуйста, черную жвачку. Такую, чтоб когда я буду надувать пузыри, они были черные». Продавец спрашивает: «Зачем вам черная жвачка?» «Да я сегодня иду на похороны».

То ли Вера, глядя на него думала о чем-то своем, то ли она ждала продолжения.

Он сказал:

— Это всё. Конец. Тут самое время смеяться.

— Я не хочу смеяться — мне страшно.

— А мне — нет. Я думаю, что страха смерти, как такового, вообще не существует. Человеку просто не хочется умирать. Ему обидно. Как это я умру, думает человек. Я умру, а все остальные будут жить. Жизнь будет продолжаться, а я исчезну. В нашем же случае, мы знаем, что все умрут. Согласитесь, так не обидно, а значит, не страшно.

— Страшно, — возразила она. — И обидно. Ведь столько все го не прожито.

Он сделал какое-то неопределенное движение рукой, вроде как махнул, но не сверху вниз, а наоборот. Движение должно было означать: «Ну, как знаете! Я сдаюсь, вам виднее!»

— Лично меня берет злость, — сказал он. — Я привык все всвоей жизни контролировать. Я был хозяином своей судьбы, во всяком случае пытался быть таковым. А теперь… у меня нет даже выбора.

— Как вас зовут?

— Какая разница? А впрочем… Саша.

— Вера.

— Знаю. — В это мгновение его как будто озарило. — Слушайте, Вера, а может, ничего не произойдет! Может, завтра я проснусь и все будет как раньше. Или иначе, но все равно что-то будет.

— Лучше не надеяться на чудо. Лучше готовиться. — К чему?

— Ну, я не знаю. К ответу.

— Перестаньте, я не верю в Бога.

— Это не важно. Раньше люди не верили, что Земля круглая, но менее круглой она от этого не становилась.

— Овальность Земли, если можно так выразиться, научно доказана.

— А существование Бога пока нет.

— Странно, что вы молодая, симпатичная девушка и вдруг верите в Бога. Ведь признайтесь, что пока все было хорошо, вы не особенно о Нем вспоминали.

— Зато Он обо мне не забывал.

— Почему вы так думаете?

— Потому что у меня все было хорошо. — Вера улыбнулась легко и трогательно.

Сашу это чуточку разозлило. Вот эта ее улыбка, и спокойствие…

— Короче, супер, — буркнул он. — Только вы забываете, что теперь и вы со своей верой, и я со своим неверием, и остальные со своими тараканами в голове, мы все в полной жопе. Вы уж извините меня за мой французский.

Вера молча пожала плечами. А Саша раздраженно схватил бутылку и сделал большой решительный глоток. На этот раз шампанское запенилось и радостно хлынуло из горлышка. Саша захлебнулся, закашлялся…

— Твою мать, — ругнулся он. — Не могу так спокойно сидеть и ждать. Надо что-то делать, а делать нечего. То есть все так бессмысленно… На улице, только из машины вышел, метров десять прошел, какие-то малолетки стали стекла в машине бить… Хотел шугануть их — у меня пистолет с собой газовый, — а потом думаю: на хрена! Мне и на машину плевать, и на них тоже… Плевать даже на то, что они подумают будто я струсил… Раньше такого не было! Мне до всего было дело: и кто мне чего сказал, и что подумал, и как посмотрел… И какая будет погода, и что надеть, и как сыграло «Динамо», и с кем она, сука, сейчас!..

— Кто? — не поняла Вера.

— Никто, — устало ответил Саша.

Они с удовольствием помолчали.

Облокотившись о столик, Саша попытался словить Верин взгляд.

— Ну и что же, по-вашему, нас там ждет? — поинтересовался он с едва заметным налетом иронии.

— Все зависит от ваших ответов.

— Каких еще ответов?

Вера повернула голову и, внимательно всматриваясь в Сашины глаза, медленно и тихо произнесла:

— А вы попробуйте себе представить… Вас больше нет… Но ваше сознание работает, как никогда…

В этот момент все, что было вокруг, исчезло. Стало светло и абсолютно тихо. Яркий свет, идущий отовсюду, ослепил его. Саша на пару мгновений прикрыл глаза. Затем он увидел, что находится посреди ничего. Взгляду не было за что зацепиться. Ровное светло-голубое, как весеннее безоблачное небо, пространство со всех сторон. Голос, отдаленно напоминающий голос Веры, спросил:

— Ваша фамилия, имя, отчество?

— Что? Кто это? — спросил Саша, осматриваясь.

— Отвечайте!

«Я сошел с ума», — подумал он.

— Вы не сошли с ума, Уваров. Отвечайте! «Они знают меня!»

— Мы все знаем. Но таковы правила. Итак, фамилия, имя отчество?

— Уваров Александр Андреевич.

— Год рождения?

Уваров ответил. Вопросы сыпались один за другим. Число. Место. В основном стандартные анкетные данные. Затем вопросы усложнились. Голос спрашивал о первых воспоминаниях. О школе. Об армии. О плохих и хороших поступках. О любимых книгах. Обо всем. Александр отвечал. Он даже получал какое-то удовольствие. Вспоминая пройденный путь, анализируя… Это тянулось бесконечно.

А может, всего лишь мгновение. Вопросы тем временем продолжались.

— Ваше отношение к жизни?

— Я разочарован.

— Ваше отношение к смерти?

— Смерть — всего лишь конец рождения, как рождение это начало смерти. Я не боюсь смерти. Есть вещи пострашнее в жизни, чем смерть.

— Какую главную мысль вы вынесли из жизни?

— За все приходится платить.

— Что больше всего ценили в жизни?

— Бесшумное вращение Земли.

— Что, по-вашему, нужно человеку для счастья?

— Смотря какому… Если вы имеете в виду человеку вообще… То немного… Например, сначала много боли, а потом обезболивающего.

— Вы были счастливы?

— О, много раз.

— Как вы относились к мудрецам?

— Я всегда сомневался в их мудрости. Но не в самих.

— Как вы относились к дуракам?

— Иногда завидовал. Но пытался избегать их общества.

— Как вы относились к женщинам?

— По-разному.

— А конкретней?

— Тогда к какой конкретно?

— Вы верите в любовь? — спросил голос через паузу.