Алексей Притуляк - Санаторий

– Ну, так что же нам всё-таки делать? – настаивал Ездра.

Она помедлила, потом достала из кармана болоньевой куртки небольшой кожаный несессер. Открыла. В аккуратные кармашки были вложены несколько ампул с бесцветной жидкостью, а в петли – одноразовые шприцы.

– Это называется «сыворотка пробуждения». Научное название из двадцати восьми букв ничего вам не скажет. Один укол, и вы покидаете этот… этот мир.

– И переходим в лучший, да? – всхохотнул Ездра. – Немного потусторонний, но всё же лучший.

– Нет, – серьёзно ответила психологиня. – Вы возвращаетесь в свою реальную жизнь. Возвращаетесь в свой сон.

– Это как?

– Вы засыпаете здесь, то есть переходите из его сна в свой собственный. Здесь остаётся лишь спящий фантом – образ, не имеющий с вами уже никакой связи.

– А кому мы снимся? – спросил Иона.

– Спящий – один из вас.

– Ну и кто же это? – спросил Ездра.

– Я не знаю, – ответила психологиня, и взгляд её остановился на Кундри.

Щёлкнул предохранитель винтовки.

– И думать забудь, – сказала Кундри, – что я позволю тебе ширнуть кого-нибудь этой дрянью. Если совсем невтерпёж, начни с себя. Тебе, поди, тоже не хочется умирать в чужом сне, а?

– Но ведь получается, если ввести сыворотку спящему, – сказал Иона, – всем остальным тут же конец?

– Да. Поэтому наша главная задача – определить, кто же из нас Спящий. Кому мы могли бы сниться.

– Тебе, голуба, – улыбнулся Ездра. – Тебе, конечно, кому ж ещё. Я о тебе ни слыхом не слыхивал, ни видом тебя не видывал отродясь, так чего бы мне тебя во снах рассматривать?

– Не всегда нам снятся только те люди, которых мы знаем, – возразила психолог. – Поэтому я и веду речь об аватарах и фантомах.

– Резонно было бы предположить, что нас помнит Сам, – сказал Иона.

– Нет, – качнула головой психолог. – Это было бы слишком просто. Нет, не Сам. Тем более, что никакого Самого нет. Уже нет.

– Ну да, ну да, – усмехнулась Кундри. – Всё та же старая байка: Самого нет, никто и никогда его не видел.

– Никто и никогда, – вполне серьёзно отозвалась психологиня.

– Я видел, – сказал Иона. – Сегодня.

Психолог покачала головой, но возражать не стала.

– Нас четверо, а ампул у тебя – пять, – прищурился Ездра.

– Значит, нас пятеро, – сказала психологиня и повернулась в сторону санатория.

Все проследили за её взглядом и увидели пятого. Чей-то неразличимый пока силуэт медленно приближался, перепрыгивая с кочки на кочку в Гадской топи.

Кундри поднесла к глазу оптический прицел, некоторое время рассматривала неизвестного. Потом убрала прицел и усмехнулась.

– Угадайте, кто это. У вас три попытки, – сказала она.

– И угадывать неча, – сказал Ездра. – Это Сам.

– Раз, – буркнула Кундри с довольной улыбочкой.

– Ну, значит… Харя-Кришна, – предположил Ездра. – Этот чёрт из любой передряги выберется.

Кундри отрицательно качнула головой.

– Не выбрался, – сказала она. – Его перед оружейкой положили. Ты что, не знал?

Ездра посмурнел, осунулся, будто разом выдохнул из себя часть оставшейся ему жизни.

– Задачка не сложная, – произнёс Иона. – Козлобород это.

Кундри перевела на него удивлённый взгляд.

– Ну ты даёшь, Иона! – сказала она. – До такого даже я не додумалась бы. Но – нет, незачёт.

– Тогда кто же? – спросил Ездра.

Кундри ухмыльнулась:

– Скоро увидите.

– Это Чиполлино, – произнесла психологиня без всякого выражения. – Так, кажется, вы его зовёте?

– В точку, – Кундри вздрогнула и покосилась на розу Шарона с любопытством.

Они сидели молча до того самого момента, когда уже и невооружённым взглядом можно было разглядеть увальня Чиполлино, бегущего к ним по кочкам и размахивающего руками, и что-то кричащего.

– Откуда бы тебе знать, голуба моё, кто это, если вы не в паре? – радушно улыбнулся Ездра психологине. – Или зрак у тебя такой вострый? Объясни.

– Долго объяснять.

– Время у нас есть, – сказал Ездра. – Вот чего у нас полно, так это времени.

– Нет. Как раз времени у нас и нет. Совсем. Спящий находится в стадии быстрого сна. Всё ваше пребывание в санатории укладывается в несколько минут сновидения. Я не знаю сколько их осталось, этих минут, или, может, секунд, но он вот-вот либо проснётся либо перейдёт в следующую фазу сна. Разумеется, вас он перестанет видеть.

– И что? – спросил Иона. Спросил, хотя и сам догадывался, в чём тут дело и что станет говорить психологиня. Другое дело, что веры к ней у него не было.

– Когда сменится сон, вы… вас тоже не станет, ведь вы ему снитесь.

– Чушь! – со злостью бросила Кундри. – И ты хочешь, чтобы мы поверили в эту… в такой бред? Вы там что, совсем за идиотов нас держите?

Психологиня небрежно пожала плечом.

– В конце концов, я не несу ответственности за ваши жизни, – сказала она устало. – Если вы не поверите мне и решите остаться… ну, это ваше право. По меркам вашего времени жить вам осталось… неделя, две, месяц… Но на самом деле, конечно, меньше: промзону вам не пройти. И напоминаю: спящий – один из нас.

– Ну и ладно, сказал Ездра, поднимаясь. Надо двигать дальше, недосуг тут рассиживаться.

Подошёл Чиполлино, остановился в нескольких шагах, с улыбкой глядя на них.

– Ну что, Чип, – кивнула ему Кундри, – что там в санатории?

– В санатории, – радостно кивнул Чиполлино, улыбаясь ещё шире. – Ле́карный бабай.

– Эт точно, – рассмеялся Ездра. – Точнее и не скажешь.

Тухлая падь встретила их мокрым снегом, вдруг посыпавшим с серого неба, и вонью падали. Трупы лисиц, ворон, зайцев разной степени разложения попадались на каждом шагу. Один раз показался даже человеческий скелет, наполовину занесённый грязью и заросший чахлой травой. Останавливаться и проверять, правда ли это был человек, не стали. Была одна деталь, от которой по позвоночнику Ионы сбежал зябкий холодок, а душу вдруг затопила безнадёга: совершенно отчётливо было видно, что у лисиц, которые пали, кажется, совсем недавно и не были ещё тронуты тлением, глаза закрыты бельмами. И та лисица, которая нарвалась на них у широкого оврага и, заскулив, бросилась наутёк, тоже явно была слепа. Во всяком случае, она один раз упала, запнувшись о какую-то корягу, и один раз наткнулась на дерево. Облезлая, грязная и неимоверно тощая, она, кажется, доживала последние свои часы. Люди проводили её настороженными взглядами и растерянно переглянулись. И только дурачок Чиполлино улыбался, ничего не замечал и всё бубнил что-то себе под нос.

– Слепая, – многозначительно произнёс Ездра, останавливаясь.

– Они тут все слепые, – Иона кивнул на труп енота, валявшийся неподалёку. Из оскаленной пасти с мелкими зубами вывалился обрубок языка, будто откушенного в предсмертной агонии. Остекленевшие глаза были затянуты белой плёнкой.