Олег Ермаков - Радуга и Вереск

— Во все стороны.

— Да, — сказал младший и переложил авоську в другую руку.

Косточкин повернулся к дороге, которую они только что перешли, и указал рукой в направлении бульвара.

— Вот туда, в обратную сторону вам нужно. Дойдете до светофора и сворачивайте налево, а там будет как раз моя гостиница, от нее по дороге направо — и прямо до вокзалов всех и дойдете, оттуда во все стороны поезда и автобусы идут.

— Спасибо, — сказал старший и пошел к переходу.

Молодой последовал за ним.

— Но вам вообще лучше сесть вот прямо тут на трамвай, спросите номер, наверное, до вокзала и довезет, — посоветовал Косточкин.

Старший оглянулся, молодой тоже. И ответом Косточкину была четырехглазая улыбка. Невольно и он им улыбнулся… хотя и растерянно. И странники пошли своей дорогой, Косточкин — своей. Цель его была уже близка. С высокой площадки перед магазином он оглянулся. Оба пешехода уже были далеко на другой стороне, немного сутулый старший в кожаной кепке и его спутник в лыжной шапочке, с авоськой. Да, шагали они споро, можно сказать, профессионально. Куда же они направлялись? Во все стороны?.. А ведь когда он спросил, какие еще бывают вокзалы, то и подумал, что — бывают еще какие-то вокзалы, бывают. И по своим странным дорогам ходят и ездят странные люди, сиречь странники, хоть евреи, хоть русские или поляки. Тот же Вася Фуджи. Да, он грозился сюда нагрянуть. Зачем?

Книгу Косточкин так и не нашел. Ему посоветовали пойти в какие-то другие магазины, но он решил поберечь силы на маршрут Эттингера и отправился в гостиницу, по дороге размышляя обо всем, о Яне, конечно, в первую и во вторую очередь, и снова о ней, но и — в тенях этого светоносного имени, скрываясь на мгновение от ослепления, — о городе, старике Охлопьеве…

Похвалялся, что знает город. Да откуда? Но такое у него впечатление, что приехал сюда не неделю — или сколько там дней? — а как раз тысячу лет назад. Ну или сотни две-три-четыре. И снова его заливало золотистое сияние девичьего имени. Он мог повторять его на все лады, припоминать жесты, улыбки, серебряный просверк глаз, голосовые модуляции — как завзятый музыкант!

Оказавшись перед гостиницей, он подумал, что ходит сюда уже как в дом родной, снова и снова возвращается… и уже столько раз собирался уехать… А не может. Как тот идальго в «Сарагосе». Но он ведь в конце концов выехал?..

Яна позвонила после обеда и сказала, что через два часа будет осуществлен старт на маршруте Эттингера в точке перед Днепровскими воротами. Они могут заехать за ним. Но, думая, что счастья на него и так много свалилось, Косточкин отказался: он сам доберется. «Долечу, — подумал он. — Доскачу вприпрыжку». Яна слегка удивилась, но возражать не стала.

А это еще бабушка Антонина учила внучека Павлушу: ежели вдруг привалило — всего не бери, тогда и на худые времена останется. И в этом Павел был суеверен.

Косточкин взял фотоаппарат. До моста он доехал на маршрутном такси, узнав у администратора, какой номер туда ходит. Впрочем, администратор, светловолосая женщина в темном жакете, белой блузке и строгой юбке, заметила, что здесь все рядом. И, наверное, проще дойти пешком, тем более что придется спускаться с горы к Днепру. Но Косточкин решил не тратить сил… а точнее, ему не хотелось путать главный маршрут сегодняшнего дня с другими, и он жалел, что ходил за книгой. Сил-то у него был избыток. И с горы он мог почти полететь.

«Нет, — думал он, сидя в маршрутке и подпрыгивая на колдобинах, — поход за книгой все же что-то такое дал… Да, встречу с этими шагальцами ».

Еще минут пятнадцать он похаживал возле пролома в крепостной стене, через который и вела дорога на мост, фотографировал собор снизу, паривший в тумане стройно и как-то музыкально.

Яна вдруг позвонила.

— Вы где?

— Здесь, — ответил он.

— У старого моста?

— Я?.. — Косточкин оглянулся на мост. — Не знаю… У моста, в проломе. Это старый мост?

— Нет. Обойдите стену и посмотрите направо.

Косточкин так и поступил и сразу увидел вдалеке Яну в темно-голубом коротком пальто с капюшоном, в вязаной шапке перламутрового цвета с помпоном. Она издалека улыбалась и махала рукой. Здесь ж стояла ее машина.

— А я здесь жду, — сказала она. — Вот же старый мост.

Она указала рукой в черной перчатке на остатки старого моста на этом и на другом берегу.

— Именно по нему сюда и приехал наш герой, — проговорила она. — Мне ужасно стыдно, что не перечитывала эту книгу. — Она пожала плечами и сложила руки в перчатках. На локте у нее висела сумочка.

Косточкин сообщил ей о своих безуспешных поисках. Девушка попросила его не волноваться, все-таки кое-что брат успел ей рассказать, но сам так и не смог вырваться: его сменщик с утра вроде бы был в порядке, так, лишь немного сморкался, и вдруг свалился с подскочившей под сорок температурой. Стас загорелся пройти этим маршрутом. У них вообще аврал, не хватает врачей, а люди на этих ледяных панцирях, которыми закован весь город, ломают руки-ноги-ребра. Вообще Минздраву надо в ноябре примерно всех граждан оповещать: Минздрав предупреждает: зимние города России опасны для жизни. Это она проговорила загробным голосом. Косточкин улыбнулся.

— А я ни разу не ходила по этому маршруту, — продолжала она. — Что ж, давайте уже восполнять пробелы? Пойдем вдвоем?..

И она вдруг в явном замешательстве посмотрела на Косточкина. И тот сомлел, уловив серебряный промельк длинных глаз…

— Хотя и не самое лучшее время, — пробормотала она растерянно, но тут же приободрилась и храбро спросила: — В путь?

Косточкин тряхнул, как конь, головой. И чуть ли не ногой ударил по снегу. Девушка засмеялась, оборачиваясь к церкви, как бы встроенной в стену, с золотыми звездами по синему куполу.

— Ну вот… — проговорила она. — Это и есть Днепровские ворота, у поляков они назывались Королевскими… Раньше здесь была пятиярусная громадина башня с воротами, с внутренней стороны Одигитрия под навесом.

Косточкин спросил: та самая, что приехала в собор после реставрации? Да. Но вообще-то это копия шестнадцатого века, а оригинальная Одигитрия, древняя Одигитрия, которую пожаловал городу Владимир Мономах, княживший здесь и построивший первый собор, исчезла то ли перед войной, то ли во время войны.

— Ее могли забрать поляки? — спросил Косточкин.

Они обходили стену. Яна взглянула на него удивленно.

— Поляки вообще-то с немцами воевали, — сказала она.

— О какой войне речь?

Оказывается, икона пропала во время Второй мировой, а где она была при поляках и литовцах, неизвестно. Но список, тот, что сейчас в соборе, вроде бы находился здесь, на башне… которой нет. А древняя Одигитрия сокрылась то ли от большевиков, то ли от фашистов. Или от тех и других вместе, что роднит оба режима. Может, находится где-то в подземельях, или в тайнике какой-нибудь башни, или где-то еще, кто знает. Полотна великих живописцев то и дело находят в каких-то чуланах. Косточкин припомнил фильм об одной американке, любительнице порыться в помойках и на свалках, пошариться по лавкам старьевщиков — где она однажды и прикупила за доллар или два многомиллионный шедевр Джексона Поллока.