Борис Минаев - Ковбой Мальборо, или Девушки 80-х

Я стал думать о том, смогу ли я так – действительно – когда вырасту и окончательно заматерею. Вот будет у меня, к примеру, взрослая дочь. И вот попросит она меня достать ей, предположим, две путевки на Новый год – в дом творчества… Нет, я не смогу, пожалуй. А жаль.

Настроение сразу резко испортилось. Прекрасный мир дома творчества показался на миг чужим и враждебным. Но только на миг.

…Так вот, с предстоящим весельем у Радловой заранее обнаружились некоторые технические проблемы.

– Ну так чего, вино-то с собой брать, не брать? Или там купим? – деловито спросила подруга Ермолаева по телефону.

– Да ну, не бери! Конечно, там купим! – легкомысленно ответила Лена и повесила трубку.

На самом деле этому ответу предшествовала напряженная работа мысли. Ну хорошо, предположим, сколько может привезти с собой (а верней, на себе) подруга Ермолаева? Ну максимум одну бутылку, конечно. Это что, решение вопроса? Нет, это не решение вопроса. У нее у самой и так весь чемодан продуктами забит: горошек, шпроты, колбаса.

Наверное, надо было попросить, чтобы поэт Геннадий Рабинович вместе с мальчиком Сережей привезли с собой вина. Но она стеснялась. Кроме того, ну предположим, она перестанет стесняться. Но что же они привезут? Где же они найдут перед самым Новым годом хорошего красного сухого вина ? А водку никто из них не пьет, может быть кроме одного Рабиновича, она была в этом совершенно уверена. И портвейн никто из них не пьет. Нет, это никак не годилось.

Не может же быть, чтобы в шикарной столовой дома творчества Союза журналистов не было хорошего сухого вина, подумала она и попыталась успокоиться.

Получив ключи от номера и войдя в него, Радлова разгрузила чемодан, придирчиво осмотрела мебель, повесила платья на стулья (вешалок тут почему-то не было) и, вздохнув, пошла в столовую. По дороге ей снова попалась белка, Лена присела на корточки и долго смотрела, как она там прыгает. По ветвям.

Потом уютная протоптанная тропинка привела ее в пустую холодную столовую.

Радлова долго ждала тут кого-нибудь.

Наконец вышла усталая подавальщица в белом бумажном кокошнике с намеком на костюм Снегурки.

Она внимательно выслушала вопрос Леночки, тяжело вздохнула, посмотрела на нее с жалостью и виновато сказала:

– К сожалению, ничем не могу вам помочь, девушка. Вина завезли очень мало. У нас будет новогодний ужин по заказу, вот только-только хватило. Следующий завоз – второго января.

– А скажите… – упавшим голосом сказала Радлова, – а мы же, мы можем тоже у вас столик заказать? Мы вот только сегодня заехали…

– А сколько вас? – осведомилась Снегурка.

– Шесть человек.

– Уже нет. И потом, вы же видите, вам все равно не хватит.

И действительно, на каждом столике стоял одинаковый набор – бутылка шампанского, бутылка водки и бутылка красного вина «Арбатское». Радлова знала, что это не очень хорошее вино. Но в данной тревожной ситуации и оно бы, пожалуй, сгодилось.

– Ну не знаю, – вслух прошептала Радлова. – Может, и хватило бы… Но водку я действительно не пью! – громко добавила она.

К тому же сидеть в холодной столовой дома творчества и отмечать Новый год с совершенно незнакомыми людьми ей совсем не улыбалось. Так что все к лучшему, утешала она себя. Но что же все-таки делать?

– А вы в Зеленоград успеете. Там до семи, – ласково сказала Снегурка и медленно, лениво зашагала обратно на кухню.

…Я приехал в дом творчества в пять. Было уже совсем темно.

– Послушай, – деловито сказала Радлова, – ты сейчас поедешь в Зеленоград и привезешь нам красного сухого вина. Любого. Если хорошего не будет, мы тогда глинтвейн из него сделаем.

– А хорошее, извини, это какое? – хмуро спросил я. Было понятно, что настроена Радлова решительно и сопротивляться ей уже бесполезно.

– Ну ты что, сам не знаешь? – неприятно удивилась Леночка. – Мукузани. Алазанская долина. Киндзмараули. В крайнем случае «Медвежья кровь». Или «Бычья».

– Медвежья или бычья?

– Решишь сам, – улыбнулась она. – У тебя вообще деньги есть? Возьми бутылок шесть. На всякий случай.

Я вышел из коттеджа, потуже натянув шапку-ушанку. Начинался сильный ветер.

Я вообще-то всегда очень любил вот такую новогоднюю метель.

В эти новые времена она случается все реже и реже. Ну или случается не тогда, когда надо. А тогда она была практически каждый Новый год. Выбежишь в магазин вечером 31-го – за майонезом, например, или за солью, – а там такое!..

Я ехал на автобусе в Зеленоград и напряженно думал: ну а что же делать, если там не будет сухого красного вина?

…В огромном зеленоградском универсаме почти не было народа. Какая-то женщина недоверчиво разглядывала упаковку с замороженной рыбой.

Решительным шагом я прошел в винный отдел.

Здесь было уже совсем пусто.

Не было не то что водки, или портвейна, или зеленых бутылок с белым сухим вином, не было даже сока яблочного с мякотью в трехлитровых банках.

Однако в углу прилавка уныло стояли в ряд какие-то странные бутылки, которых я раньше вообще никогда не видел. С простыми сероватыми этикетками. Наверное, их вынесли откуда-то из тайных складов только что.

– Это вообще что? – уточнил я у продавщицы.

– Это саперави. Ноль восемь литра, рубль тридцать цена. Сегодня завезли.

– Его пить-то можно? – недоверчиво спросил я. – А то меня женщины убьют.

– Не знаю… – грустно пожала плечами продавщица. – На вкус и цвет товарищей нет. Обычное сухое вино. Глинтвейн сварите в случае чего.

Я взял шесть бутылок и с тяжелым чувством недовыполненного долга поехал обратно в дом творчества.

Пока я ездил туда-сюда, в нашей комнате объявились долгожданные гости: подруга Ермолаева, мальчик Сережа, его сестра Оля и поэт Геннадий Рабинович.

Рабинович уже читал собравшимся свои стихи, а все пытались при этом что-то обсуждать. Рабинович не обижался и продолжал бубнить, глядя то в пол, то на Олю.

Я молча вынул из брезентового рюкзака все шесть бутылок и поставил их на простой белый столик, где Ермолаева заливала майонезом салат (в номерах дома творчества были такие крошечные угловые кухоньки с раковиной и полочкой на стене). В бутылках красиво блеснуло.

– Это что? – недовольно сказала Радлова.

– Саперави! – сказал я. – Из Грузии прям привезли. Ноль восемь литра в бутылке. Цена рубль тридцать.

– А пить-то его можно? – недоверчиво спросила подруга Ермолаева.

– Да ладно вам, в крайнем случае глинтвейн сделаете!

…О том, что они скорее всего будут делать глинтвейн из плохого или не очень хорошего вина, Радлова задумалась давно. Конечно, это был такой как бы резервный вариант, но все же она захватила рецепт, а верней, взяла его у мамы. Рецепт был следующий (она записала по телефону буквально слово в слово): «Греешь вино, не доводя до кипения. Туда цедру лимона, яблоко, гвоздика, корица, сахар или мед. Некоторые добавляют водку».