Елизавета Александрова-Зорина - Треть жизни мы спим

Наверное, раньше она, переполненная до краев пустотой, совсем не умела задавать вопросы, а теперь вдруг научилась, словно прежде, когда ей на самом деле было пять, перескочила этот момент, а теперь вернулась обратно, прожила свое пятилетие и стала спрашивать себя, его и мир, удивляясь, почему вопросов всегда больше чем ответов, несмотря на то что на некоторые из вопросов существует целый десяток ответов, и это нарушение всех арифметических законов удивляло ее и щекотало за ухом. Открыв блокнот, который носил теперь с собой в портфеле вместе с деньгами и лекарствами, как самое ценное, что у них было, он отметил под пунктом номер четыре, что она очень любопытна, даже любознательна, и задает вопросы быстрее, чем получает ответы. Зачем люди ходят на работу? А зачем заводят детей? Почему им всегда скучно и нужно все время чем-то себя занимать, а потом они сокрушаются, как быстро и пусто пролетели годы? Отчего по ночам становится страшно, если спишь одна, и кажется, что на самом деле в комнате есть кто-то еще? Обрадовались бы люди, если бы смерть рассылала предупреждения по почте хотя бы за пару лет до визита? Не лучше ли было бы заранее знать, когда умрешь, чтобы получше подготовиться, а не встречать смерть, как нерадивая хозяйка внезапно нагрянувших гостей, в чем попало и как придется? И почему дети задают столько вопросов, а взрослые перестают их задавать?

Вечером в ресторане гостиницы было людно, командированные, не знакомые друг с другом, подсаживались за столики, покрытые грязно-розовыми скатертями, чтобы вместе выпить и поболтать о чем-нибудь, все равно о чем, а если не с кем было разделить разговор, то оставалось смотреть телевизор, большой экран на половину стены, по которому шло ток-шоу, правда, без звука, потому что играла музыка, но и без звука все равно было понятно, что говорят там о всякой ерунде. Он сидел за столиком у окна, на всякий случай накрутив вокруг шеи шарф, который можно было натянуть повыше, чтобы никто не узнал, а его малышка, поспавшая перед этим часа четыре и выпившая морфин, возилась в детском уголке, в котором, кроме нее, никого не было, и посетители ресторана удивленно оглядывались на странного вида девицу в спортивном костюме, игравшую с куклами. Официантка поставила перед ним чугунный чайник с травяным настоем из побегов сныти, который назывался сталинским, оттого что в сороковые годы чай из сныти ограниченными партиями производили для вождя, а он разглядывал грудь официантки, пока она ему все это рассказывала, и сначала пытался представить толстушку, сдобную и румяную, в постели, а женщины такой комплекции всегда казались ему раскованнее и веселее, чем стройные, сидящие на диете, которые только и считают сожженные во время секса калории, а потом вдруг увидел ее в гробу, и, как ни пытался вернуться к первым, приятным, фантазиям, так и не смог. Смерть липла теперь ко всему, к его мыслям, снам и выдумкам, и, глядя на любого человека, официанта, официантку, женщину через два столика, подносившую рот к вилке, а не вилку ко рту, или сонную мойщицу посуды, собиравшую грязные тарелки, он, не в силах сдержаться, пытался представить, как и когда этот человек умрет, хотя откуда ему такое знать.

У вас свободно, спросил у него подошедший мужчина, высокий, худощавый, пожалуй, ровесник, и он, скользнув взглядом по его лицу с мягкими приятными чертами, жестом предложил стул напротив, составьте компанию, буду рад. Какими судьбами в этом богом забытом месте, спросил незнакомец, одновременно подзывая официантку, не против, если возьму бутылку, тут вроде есть неплохие армянские вина, почему бы не выпить двум мужчинам, чтобы скоротать скучный вечер в скучной гостинице скучного города. Да, с удовольствием, ответил он, подумав, что ему, конечно, нельзя, ведь от алкоголя усиливается недержание, как предупредил его врач, но к черту все эти нельзя, тем более что боли в бедре стали невыносимыми, и армянское красное сухое будет неплохим помощником, чтобы заглушить мысли о метастазах, я тут случайно, проезжал мимо и решил, дай-ка заеду, посмотрю, как живут люди, и вдруг ляпнул, а вообще-то я писатель и путешествую с дочерью в поисках вдохновения для новой книги, а вон моя дочь, играет в детском уголке.

Незнакомец оглянулся на девушку, возившуюся с куклами, но деликатно не выдал удивления, а только спросил, извинившись за нескромный вопрос, известный ли он писатель и могла ли попасться в руки его книга тому, кто почти ничего не читает.

Наверняка вы знаете мое имя, перешел он на шепот, мои книги очень известны, они переведены на многие языки, даже, представьте себе, на маратхи и кечуа, а на кечуа разговаривают всего четырнадцать миллионов, и далеко не все из них умеют читать, но я тот самый писатель, сейчас вы поймете о ком речь, который никогда не показывается на публике, и многие даже считают, что меня не существует и это всего лишь издательский проект, хотя вот он я, вы можете меня даже потрогать, чтобы убедиться, что я есть, но позвольте мне, соблюдая правила, остаться инкогнито.

Незнакомец посмотрел уважительно, так, словно взвесил его на мысленных весах, найдя, что вес его не мал, и, разлив по бокалам, спросил, простит ли его собеседник, если признается, что о нем самом, конечно, наслышан, но вот книг не читал.

О, я так устал от людей, читавших мои книги, что мне даже приятно встретить того, кто не брал их в руки, к тому же, если вам не покажется это навязчивым, могу поведать сюжет одной из них, только если вдруг станет скучно, вы меня остановите, пожалуйста, и я без обид сменю тему.

Отличная идея, устроился поудобнее незнакомец, что-то вроде аудиокниги, я с удовольствием послушаю, думаю, нечасто кому-то выпадает такая возможность, чтобы знаменитый автор вот так без обиняков взял да и пересказал краткое содержание своего романа.

Обернувшись на дочку, он убедился, что она увлечена игрушками, и, закинув ногу на ногу, выдал одну из старых идей, когда-то показавшуюся ему очень удачной, но, как все его задумки, так и оставшуюся задумкой, а впрочем, этой историей он пытался, может, излишне прямолинейно и ехидно, высмеять ту жизнь, которую, как и многие, мог примерить на себя, но не стал. Учтите, эта книга — чистой воды эксперимент, книга не для всех, только для критиков и библиофилов, которых вообще в мире по пальцам пересчитать, один день из жизни главного героя, описанный с удручающей подробностью. Вот герой, его имени нет, потому что оно нам не нужно, просыпается на мятых простынях, где между складками завалялись хлебные крошки, вот умывается, идет, простите, в туалет, справляет нужду, в том числе большую, слава богу, кишечник работает исправно благодаря слабительным, да-да, не удивляйтесь, это все есть в романе, ставит чайник, готовит завтрак, вот просыпается жена, супруги давно спят и едят раздельно, они перекидываются пустыми фразами: как спала, что снилось, да ничего особенного, ты плохо побрился, дорогой, и на левой скуле осталась щетина, вы не зеваете, вам не скучно, надо же, так вот, герой одевается, да, все в подробностях, что и как, выходит из квартиры, закрывает дверь сам, ключами, жена не закрывает за ним, спускается в лифте, в нем остался запах духов соседки сверху, о которой герой думает иногда, когда под одеялом удовлетворяет сам себя, идет по улице, разглядывает лица прохожих, а они, между прочим, описаны со всей литературной тщательностью, спускается в метро, у него не срабатывает проездной, приходится вернуться, чтобы пополнить его, затем электричка уходит прямо у него из-под носа, так что надо ждать, поглядывая на табло, где отображается, сколько времени прошло с момента ухода поезда, у вас стальные нервы, вы слушаете, будто вам и правда интересно, ну что ж, продолжим, опустив все подробности, с которыми описана поездка в метро, ведь, шутка ли, ехать ему час двадцать, так что это описание заняло у меня двадцать одну страницу, плюс еще десять на дорогу до места работы и описание офиса маленькой архитектурной фирмы, плюс сорок на его сотрудников, три женщины, двое мужчин и директор, наполовину болгарин, и их разговоры на работе: заказчик прислал проект на доработку, у нас кончился кофе для кофемашины, кто вчера уходил последним и не закрыл дверь на третий замок, похоже, у нас сломался цветной принтер, ну что же делать, печатай на черно-белом, и так далее, и тому подобное, вы меня пугаете, я уже сам едва сдерживаюсь, чтобы не зевнуть во весь рот, ладно, буду закругляться, пять страниц на бизнес-ланч героя, в одиночестве, потому так мало текста об этом, зато в мельчайших деталях, двадцать страниц на обратную дорогу, ведь нужно было заехать в строительный магазин за клеем для обоев, три страницы на разговор с соседкой, нет, не той, что обсуждалась выше, с другой, не вызывающей никаких желаний и фантазий, да и разговор был о том, как плохо убирают в последнее время в подъезде, а управляющая компания все время повышает коммунальные платежи, и за что мы только платим, меня интригует, как внимательно вы меня слушаете, прямо как перед прыжком подобрались, но, боюсь, разочарую, тридцать семь страниц, то есть весь вечер, герой смотрит телевизор, ужиная под восьмичасовые новости, потом, в финальной главе, принимает душ, расстилает постель, забирается под одеяло, быстро, наскоро, думает о соседке сверху, чтобы после было проще заснуть, и, собственно, засыпает, вот и весь роман, представьте себе.