Александр Архангельский - Свободные люди. Диссидентское движение в рассказах участников

Были и другие авторы, священник Георгий Петухов, например, или иеромонах Варсонофий (Хайбулин). Разные люди с нами сотрудничали, сидевшие и не сидевшие. Михаил Кудрявцев, историк градостроительства, написал нам прекрасную статью о разрушении памятников архитектуры в Москве. Мы писали не только о православии, но и о культуре, о философии. Хомяков, Киреевский, Достоевский, Катков, Победоносцев, Леонтьев — взгляды этих авторов мы освещали и старались распространять. Это и была наша цель. Конечно, попутно я все равно занимался правозащитной деятельностью, потому что имя мое стало известно и многие обращались за помощью. Но журнал был культурологический и придраться к чему-либо было трудно. Хотя им все равно удавалось.

Однажды я поместил в номер большую статью Антонова о славянофилах Хомякове и Киреевском. Казалось бы, девятнадцатый век, но у Михаила Антонова есть такое высказывание: «Октябрьская революция была большим благом для России. Несмотря на свои эксцессы, она спасла Россию от буржуазного маразма». Мне эта фраза самому не очень понравилась, но я был против цензуры. Тем более Антонов сидел в это время в психушке, мне его друзья эту статью передали. Я не решился эту фразу вычеркнуть. Именно ее мне потом и инкриминировали. Потому что эксцессов у Октябрьской революции быть не может, в ней сплошное благо и счастье. В обвинительном заключении так и было написано: «Осипов, пропагандируя якобы патриотические позиции, на самом деле в прямой и косвенной форме выступает против советской власти, искажая советскую действительность».

Тут нужно уточнить, что чуть раньше я закрыл журнал «Вече» из-за конфликтов в редакции. Это был март 1974 года. И как только я его закрыл, сразу возбудили уголовное дело. А три года, которые выходил журнал, меня вообще не трогали, никуда не вызывали и не допрашивали. Я издавал его абсолютно открыто, на каждом номере были напечатаны моя фамилия и адрес. Если кто-то с чем-то не согласен — приходите, поговорим, обсудим.

В Твери жил в то время такой писатель Петр Петрович Дудочкин, который тоже печатался у нас в «Вече». У него была своя машинистка, и он ей платил за перепечатку дополнительных экземпляров журнала, чтобы распространять его. В какой-то момент к нему пришли с обыском, мне об этом сообщили по цепочке (писем я тогда не получал, прокуратура всю мою почту арестовывала), и я понял, что дело серьезное.

Тем не менее где-то в конце лета 1974 года я начал издавать журнал «Земля». Это было то же самое «Вече», но под другим названием. В первом номере я собрал публичные беседы отца Дмитрия Дудко о православии и нравственности. И вдруг через какое-то время один знакомый диссидент присылает мне приглашение от «Эмнисти интернэшнл» с предложением выехать вместе с семьей в Германию.

А нужно сказать, что в тот период КГБ довольно активно начал выталкивать особенно упертых диссидентов через Израиль за границу. Те, кто состряпал это приглашение, понимали, что патриот в Израиль не поедет, а на Германию, может, и согласится. Но я конечно же никуда не собирался. Я хотел спорить, я хотел суда. Пусть докажут, что я антисоветчик. И когда стало понятно, что никуда я не поеду, они меня и арестовали. Между первым и вторым сроком прошло шесть лет.

Я получил свои новые восемь лет обычного режима. Хотя повторно дают, как правило, особый. А это уже не лагерь, а лагерная тюрьма, плохое питание, отсутствие посылок и так далее. Я уверен, что лично Андропов подписывал мне этот срок. За меня заступились тогда многие представители патриотической интеллигенции. Все ведь видели, что никаким свержением советской власти я не занимаюсь. Сахаров тоже выступил в мою защиту. Он сказал: «Его взгляды расходятся с моими, он считает себя христианским почвенником и имеет право выражать свое мнение. Я возмущен его арестом и протестую». Александр Солженицын высказался на мой счет. А мое последнее слово на суде было такое: «Моя христианская и патриотическая деятельность по изданию машинописного журнала „Вече“, а позднее „Земля“ была необходимой и важной с точки зрения развития русского национального самосознания и русской идеи. Ни по одному пункту предъявленного мне обвинения виновным себя не считаю». Две фразы — восемь лет. Следователь мне так и сказал: «Вы себя сами посадили». Они считали, что я должен был покаяться, признать свою вину. Они хотели меня высмеять и опозорить. Но не получилось.

После второго срока я освободился 27 ноября 1982 года. Приехал в Тарусу, где жена на деньги Солженицына купила дом. Там я работал на местном заводе художественных промыслов. Видимо, сами чекисты посоветовали местным взять меня на облегченную работу. Но я все равно ездил в Серпухов разгружать вагоны с углем и глиной, чтобы заработать дополнительную копейку.

А в 1987 году, уже в эпоху гласности, я снова начал издавать журнал «Земля». На этот раз моим помощником стал священник Лев Лебедев. Всего вышло десять номеров. Но журнал уже не имел такого веса, как раньше, потому что вокруг была куча самиздатовских журналов на любой вкус.

Тогда я решил организовать Комитет по борьбе за биологическое и духовное спасение народа, потому что рождаемость вместе с нравственностью резко падали, зато росло количество разных заболеваний, становилось все больше алкоголиков с наркоманами. Мы очень горевали из-за этого и решили, что народ наш надо спасать, и зимой на базе этого комитета создали Христианский патриотический союз, который через полтора года был переименован в Союз христианского возрождения, и я его возглавляю по сей день.

Я ни о чем не жалею, но переживаю за свой первый срок. Мне было двадцать три года, и я получил его по глупости. Нельзя быть таким простофилей. Чуть-чуть зазевался и попал как кур в ощип. Говорил я все правильно, это были мои взгляды. Но надо было быть поумнее. Зато вторым сроком я горжусь. Восемь лет я отсидел за то, что считал важным и нужным.

Но есть в диссидентском движении один момент, который всегда меня не устраивал, — это отсутствие патриотизма. Отношение к Родине было какое-то небрежное, и это меня огорчало. Я и тогда, и сейчас считаю, что возрождение России возможно и необходимо только через чистое каноническое православие.

Политикой я заинтересовался необычно рано, будучи еще ребенком. В пятом-шестом классе уже постоянно читал газеты и даже что-то вырезал из них. Формально моя политическая жизнь началась с глупейшей акции в шестьдесят третьем году, когда я во время весенних каникул написал листовку: «Голосуйте за Джона Кеннеди». И наклеил на спину какой-то тетке в пальто, которое я помню даже сейчас — на ощупь, на цвет, на вид. Мы с подругой бежали как сумасшедшие. Базар был недалеко, и мы затерялись на рынке. Я помню эти крики: «Мальчик, мальчик!» Зачем я это сделал? Не из какого-то американизма. Я, скорее, был антиамерикански настроен. Но было желание нарываться — и было интересно все, что связано с конфликтами.