Сергей Герасимов - Шаги за спиной

Железная решетка неизвестного предназначения, бутыль, две кастрюли без ручек, вставленные как матрешки, банка от фотохимикатов. Бетон заляпан краской. Перила шаткие.

Людмила обрезала веревки и смела мусор на головы соседей.

Соседи остались немы – хороший знак. Во дворе лаяла собака, бабушка уговаривала Сашеньку не ходить в песочек, ранняя песня пела о Плэйбое-простогерое, светило колючее солнце.

Валерий наклонился над перилами.

– Осторожно!

– Не опекай меня, как мамочка.

– Но это ведь опасно.

– Да, это ведь опасно, – повторил он и в его глазах мелькнуло что-то совершенно новое, неожиданное даже для него.

– О чем ты подумал сейчас?

– А я разве думал?

– Я видела.

– О тебе. Правда, я все время думаю о тебе. Ты тоже давай поосторожнее с этим балконом. Не облокачивайся на перила. Я же знаю, ты сразу начнешь стирать и вешать сюда вещи.

Осторожнее, хорошо?

– Хорошо.

– Что у нас на завтрак?

– Ничего. Последние пять долларов. Разорвем напополам и пожуем.

– Тебя так хорошо ограбили?

– О-очень хорошо.

– Тогда давай и мы кого-нибудь ограбим.

– Ты серьезно?

– Да.

Людмила задумалась.

– Нет, я думаю, что ничего не выйдет. Я грабить не пойду, я боюсь. А у тебя не получится, – сказала она.

– Ты такого плохого мнения обо мне?

– Напротив, такого хорошего.

– Но ведь нас ограбили. Это же несправедливо?

– Теперь ты хочешь ограбить других и скажешь что это справедливо?

– А почему нет?

– Ты у меня новый Деточкин, из «Берегись автомобиля», да?

– Нет. Просто такие правила игры. Такое единственное честное правило: играть нечестно. Тот, кто играет нечестно, тот побеждает. Тот, кто играет честно, тот умирает с голоду.

Но умирает просто потому, что не знает главного правила: играй нечестно.

– Что ты еще скажешь?

– Я скажу, что ничего плохого в этом нет. Мы не будем грабить несчастных, никого не станем убивать или калечить, мы даже не возьмем всех денег, возможно. А для нас это будет спасением. Ведь нам нужно спасаться, правда. Без денег мы пропали, меня найдут. Возможно, убьют. А жизнь человека очень ценная штука, она подороже жмени бумажек.

– Тем более – своя.

– Да, тем более своя. И твоя тоже, между прочим. Когда ты жила на подарках, это разве было справедливо? Это было лучше?

И вообще, о чем мы с тобой говорим? Ведь если нет другого выхода, нужно пользоваться тем, что есть. Что бы мы здесь не решили сейчас – результат один.

– Можешь не убеждать меня, – сказала Людмила, – я согласна, по другому нельзя. Но грабить будешь сам. И я не вынесу, если тебя поймают.

– Что ты сделаешь?

– Если я потеряю тебя, то брошусь с этого балкончика.

Поэтому не дай мне тебя потерять.

– Не дам, – ответил Валерий, – но ведь и ты не из тех, которые теряют.

Они решили начать с маленького магазинчика. Оглушить – взять кассу – уйти.

Этот день, как и несколько последних, был жарким и безветренным. Жара навалилась уже с утра, такая, что хотелось найти воздух и подышать – хотя вот он, кажется, бери и дыши.

Переходы из солнца в тень ощущались как переключения воды в душе – с горячей на холодную. Несмотря на отдаленность от моря, город казался курортным: вон там море, внизу, в конце дорожки, только дойди и увидишь – жаркие, почти пустынные миражи. Все пронизано несуществующим морем; оно угадывается в дальней перспективе каждой улицы; ветви деревьев склоняются неуловимо по-особенному, как могут склоняться только ветви приморских деревьев. Блеск листьев тоже говорит о море; весь город – только одна огромная переливающаяся капля жара.

Редко-редко проедет машина, на улицах тишина, такая, что даже слышишь стук каблуков явно милой девушки, спешащей, но невидимой. Ты идешь медленно и редкие – шлепающие, твердые, мягкие, шаркающие, чуть слышные, детские, женские – шаги догоняют тебя, перегоняют, уходят. У бордюров тротуара песок, с обеих сторон – еще одна морская иллюзия. Песка много, его не вымести. Кое-где песок зарастает травой. Дети застревают на ходу, чтобы покопать месок лопатками. А мамы вечно спешат и дергают их за ручки.

Может быть, все дело в том, что это незнакомый район.

Валерий стал в тень круглого клена и начал наблюдать. Было около восьми. Половина уличного населения – дети. Дети невнимательны, но хорошо запоминают. В тишине они перекрикиваются как петухи в деревне, иногда вступают мамы или бабушки:

– А пойдем в войну играть…

– Слезь с дерева! Не можешь?

– Аааай! Это не твоя! Кукарекуууу!

– Что же ты папе даешь? Она грязная!

Прошла женщина почтальон, отбрасывая неправильную тень: солнце отражалась в стеклах и освещало ее сразу с обеих сторон. Вторая тень то появлялась, то исчезала. Женщина встретила знакомого и заговорила с ним. Открылась черная узкая дверь магазина и худой мальчик в очках (лет семнадцати) вынес самодельную вывеску: «Продукты Магазин Класс!!!». Сейчас в кассе денег нет, это понятно каждому.

Заходить придется перед самым закрытием. Такой хлюпик не станет особенно сопротивляться. А на хорошую охрану у них просто денег нет. Слабые должны гибнуть – очень правильный закон природы, он не всегда применим к человеку, но иногда применим. Ничего с ним не станется, не умрет, а только станет сильнее. Пойдет на пользу. Так тяжкий млат, круша стекло, кует булат… Впрочем, нечего себя уговаривать, и так все ясно. Вот и Люда. Не надо бояться, не надо. Тебе же везет, всегда везет. Повезет и на этот раз. Нечего беспокоиться.

Люда вошла в магазин.

Валерий прождал ровно три минуты, как было условлено, и пошел за ней.

Внутри магазин был росто большим ларьком. Ассортимент тот же, что и везде: вначале туземное население неприемлет, потом привыкает к виду упаковок, потом случайно пробует угощение, потом распробывает, потом выбирает что получше да подешевле, потом начинает покупать. Какой-нибудь Кук или Магеллан торговали с дикарями по тем же самым принципам. А «Марс» действительно неплох; если бы не отвратительная реклама даже годился бы в пищу.

– Я хочу бутылку водки, – сказала Людмила.

Она была в зеркальных очках, в парике и в двух шарфах под платьем – если бы не видел этот грим дома, мог бы и сам не узнать.

– Какую?

– Подороже, за два миллиона. Нет, лучше ту, подешевле.

Она играла великолепно, с искринкой. В театре так не сыграешь. Вся жизнь театр, а мы в нем стулья: толпы бездельников обязательно сидят на наших шеях и неаслаждаются…

– Можно долларами? – спросила Людмила.

И протянула бумажку.

– Нет, лучше не надо, – мальчик повертел бумажку и протянул обратно.

– Я давала десять, – сказала Людмила.

Мальчик криво ухмыльнулся, уже предчувствуя беду и взглянул на Валерия – на всякий случай.