Александр Карнишин - Офис [СИ]

— Наташ… Может, все же Гонолулу? Она не слышит, продолжает смеяться.

— Наташа-а-а! — кричу громче. — Какая такая Гонолупа?

— А вот, тут Гавайские острова, а вот она — Гонолупа! И опять общий ржач. Девушки — существа смешливые.

— Го-но-лу-лу!

— Где? Ой, тут просто буква маленькая! И смех начинается с новой силой — «а она-то, она-то — Гонолупа!»… …

— А покажите мне, где тут Греция? У нее в качестве коврика под руки и мышку — пластиковая карта мира. Она смотрит вприщур. Водит пальцем туда и сюда в районе Южной Америки.

— Вот, — показываю.

— Где? Беру ее палец и ставлю на Грецию.

— Ой, какая маленькая!

— Да-да, подхватывает соседка. — Я там была — очень маленькая! …

— Они завтра в командировку едут…

— А куда?

— В эту, как ее… Ну, в эту… В Йошкар-Олу! Вот!

— Куда-куда?

— В Бурятию! А что, не так, да? А как же там? Отвлекаюсь на минуту, громко произношу:

— Улан-Удэ.

— Ой, точно! А я все время забываю. …

— О! Так ты же на Север едешь?

— В Мурманск, ага.

— Слушай, а давай ты там на автобусе заедешь к нашим в Архангельск? Надо их там построить немного… Беру за руку, веду к карте во всю стену. Показываю, где Мурманск, а где Архангельск.

— О! Тут еще пролив какой-то… Ну, на пароходе, а? На денек всего! Объясняю насчет масштаба. И не пролив, а море. И расстояние.

— Жаль… А может, слетаешь на денек?

— А вот это — через Москву. Я и так в нее вернусь.

У нас перестановка и очередной переезд. Генеральный побывал в разных дружеских и конкурирующих компаниях и решил, что нам всем тут слишком удобно и просторно. Теперь не будет так удобно и просторно.

Велено в каждый кабинет — по пять человек, по пять рабочих мест. Группа вежливых таджиков, переговариваясь на мягко звучащем языке, постоянно повторяя «короче, короче», таскает мебель. Наши надрываются в крике, доказывая, кто и как должен сидеть.

— Это я, что, без перегородки буду? Все с перегородкой, а я прямо вот так? Кто сказал, что у всех трусов видно не будет? А я без трусов, что ли? Другая напрягается новым местом — слишком близко к окну.

— Мне же теперь будет дуть! Тут я прямо вот на самой дуйке! Я же вся сопливая буду!

— Сопливые — мелкие.

— Хочешь сказать, кто сопливый, тот и молодой?

Еще одна надрывается, перекрикивая всех:

— А мне тумбочку вот сюда!

— У тебя уже две тумбочки.

— Ну и что? Вот тут как раз есть место! Пусть здесь тоже будет тумбочка!

Старший по хозяйству отходит, качая головой. Показывает мне циферблат часов:

— Вчера до двух дня два кабинета сделали. И еще один маленький. А тут уже полтретьего, бухгалтерия ваша… Хороший бухгалтер — мертвый бухгалтер!

— А что вы думали? — кричат бухгалтерши. — У нас очень сложный участок! Очень!

— Это что? Это вы мне тут письмо от налоговой дали?

— Я. Еще бы не я! Кто бы еще? Вот, получил по проводам письмо, распечатал, отдал.

— Тут что написано? Смотрите, что написано! Что дата документа должна совпадать с датой отправки!

— Ага. Вижу. И что?

— А у вас везде — дата документа раньше! Все отчеты!

Мне, в сущности, глубоко все равно, какая дата стоит на документе, приготовленном бухгалтерией для отправлений в налоговую инспекцию. Хоть прошлогодняя. Но я же не ругаюсь. Я же спокойный. Я улыбаюсь и спрашиваю:

— Отчеты приняты?

— Ну, приняты… Но у вас же все равно дата не правильно!

— Налоговая инспекция не приняла что-то? Вернула?

— Все приняла, но у вас не правильно!

Я улыбаюсь. «У меня» не правильно. Ну, пусть себе. Отчеты приняты.

Другие бухгалтерши не смеются, только вздыхают. Анекдот такой:

— Хорошо быть гусеницей. Сначала жрешь-жрешь-жрешь… Потом закутаешься и спишь-спишь-спишь… А потом проснулась — такая красавица!

Арифметика — это вам не просто так! Вот попробуй поработать программистом при бухгалтере:

— Надо сделать так: я вот сюда буду набивать сумму общего аванса, как ее вычислю. А программа должна пересчитать в процентном соотношении на каждого. И разделить на три месяца. И поставить в колонки по месяцам.

— Легко! Делаю процедуру. Сумму умножаем на процент, делим на три и кладем в три клетки по месяцам. Бухгалтер, высунув язык, аккуратно проверяет пару позиций.

Сходится. Так именно и подсчитано: сумма на процент и на три разделено. Кивает удовлетворенно. Через день:

— Что-то не правильно считается… Вот смотрите, по каждому, вроде, правильно, да. А если просуммировать обратно, так совсем не мое число выходит. Показываю, что если любое число умножить на процент, типа 1,08 или 0,18 или даже 51,33, а потом, как сказано, округлить до рубля, то сумма никак не сойдется.

— А как же это… Задумалась. Через неделю предлагает:

— А давайте так. Пусть все будет, как у вас. Но если сумма не равна той, что я ввела, то пусть разницу кидает на нас, на головную организацию.

— Легко! Сделал так. Через день она хмурится:

— Так у нас ведь и построчно не собирается. Вот тут у вас сумма — это откуда?

— Это процент, как и заказывали. И округлено до рубля.

— Это правильно, да. А тут?

— А тут, как и сказано, эта сумма, разделенная на три. И округлено до рубля.

— Странно… Все правильно, а сумма не сходится.

— А вы возьмите и разделите 10 на три. И округлите до рубля. А потом просуммируйте. Она так и делает. И зависает над цифрами.

— Я подумаю… Проходит еще неделя.

— Я придумала! Давайте так. Значит, тут — как и было, по проценту. Здесь в двух клетках — деленное на три. А в третьей — сумма минус две эти позиции. А? Здорово я придумала? И потом разницу — к нам, к нам! Делаю процедуру. Все, как сказано. Все получилось. Все по сказанному. Все суммируется и все сходится с итогом.

— Ну? Теперь пойдет? — спрашиваю бухгалтера. Она грызет ручку и смотрит прозрачно в стену:

— Но ведь это не правильно? Ведь по инструкции аванс должен быть одинаковым. По одной трети от суммы аванса. А у нас теперь — не одинаковый.

— Как сказано — так сделано. Вы мне скажите, что не так и как сделать — сделаю.

— Я буду думать…

Она что-то печатает на сетевом принтере целыми днями. Что-то короткое. Одну строчку на лист. И долго рассматривает эту строчку.

— Что же вы делаете? — спрашиваю я. — Это же совершенно непонятный отчет. Давайте, развернуто, вот так и еще вот так можно ведь!

— Нет, — отвечает она. — Я знаю, как правильно, но я так привыкла. И делает много-много бумажек по одной-две строчки, и сравнивает их друг с другом, задумчиво покусывая губу и хмурясь. Потом она рвет. Долго и шумно рвет на мелкие клочки эти бумажные листы и сгребает мусор в ведро под ногами. У нее всегда полное ведро бумаги. Она всегда печатает и всегда рвет. Иногда она встает и подходит ко мне, покачиваясь плавно, высокая крупная блондинка.