Александр Карнишин - Будни директора школы [СИ]

— И как? — заинтересовалась пожилая и заслуженная. — Как вам ее уроки? Ругали, небось?

— Да ни разу! Вот спросите ее, спросите сами…

— Вот именно! Вы ко мне на уроки ходили, а ничего так и не сказали! Значит, не понравилось ничего, так? — покраснела «жалобщица». — Как мне работать, если зайдет, посидит, поморгает, посмотрит — и уходит! Что мне теперь думать?

— Ну, голубушка…, — улыбнулась завуч. — А директор и не обязан каждый урок разбирать. Он же не методист, знаете ли. Он — администратор! Он — контролер. Вот так.

— Я так понимаю, — вмешалась председатель профкома, до того лишь поворачивавшая голову налево и направо и слушавшая начавшуюся перепалку, — что вы нам ни одного факта плохого к вам отношения не предъявите. Да?

— Ну, как же… Я же и говорю: директор ко мне относится не так, как к остальным. Он хуже относится. Я так работать просто не могу…

— Что ж мне теперь, вприсядку перед ней плясать, веселить ее и хвалить все время? Так, что ли? — уже взъярился директор.

— Тише, коллеги, тише… В общем, так. Я думаю, комиссия меня поддержит. Жалоба, грубо говоря, выеденного яйца не стоит. И зря ты, милая, жаловаться стала. Было бы на что…

— Как это? То есть, профсоюз мне не поможет? Но как же мне теперь в этой школе работать?

— А это уже ваши проблемы. Но не думаю, что директор после этой комиссии станет к вам относиться лучше, — язвительно выговорила завуч и встала. — Мне пора, извините. Надо еще внеклассную работу проверить.

…

На следующий день у директора на столе лежало заявление с просьбой об увольнении.

— Хм… Мы найдем ей замену? — спросил он у завуча.

— Конечно! Давно готовим!

— Значит, отпускаем без скандала?

— Пусть с ней скандалят в другой школе! Наше счастье, что родители ни одной жалобы не написали!

— Ну, так и решим…, — и директор подписал в уголке: «Не возражаю. В приказ».

— Здравствуйте!

Ноги в брючках и туфельках ловко переступили через банку с краской.

— Здравствуйте, — не поднимая головы, ответил директор школы. Ему было некогда отвлекаться. Он вел трехцветную линию по краю лестницы с третьего этажа на первый.

— Здравствуйте!

А сейчас — юбка и сандалии.

— Здравствуйте!

О, мужички подтягиваются: костюм и грубые полуботинки.

— Здравствуйте!

И остановилась.

— Здравствуйте, здравствуйте, — посторонился, пропуская мимо себя, директор школы. Но ноги никуда не двинулись.

— Что это вы делаете?

Завуч стояла над ним и глядела растерянно на грязную спецовку, руки в краске, банку, кисточку, которая уже набила мозоли на двух пальцах.

— Как — что? Ремонт…

— Неудобно же! Учителя идут, а вы — тут!

— Чего же неудобного? Их обязанность — вовремя прийти из отпуска. Моя обязанность — приготовить школу к учебному году. Вот мы все и выполняем свои обязанности, — недовольно пробурчал директор и снова опустил голову.

Впереди были еще три лестницы, а завтра уже надо будет проводить первый педсовет…

— … Вот скажите, а какой смысл в требовании выучить именно шесть стихотворений? Я не нашел такого требования ни в одной методичке…, — директор школы искренне пытался разобраться в программе и методике, походив по урокам.

— Ну, как же! Во-первых, это заставляет учеников читать! Читать, понимаете, автора, а не учебник! А во-вторых, это прекрасно тренирует память! — сверкала золотыми очками заслуженная и много проработавшая «русистка».

— Память? — ошарашено переспрашивает директор. — А что, теперь и памятью на уроке литературы заниматься должны?

— Конечно! Это же межпредметные связи! Мы учим запоминать, математики учат логике, а потом они у вас на истории лучше учатся! — победно тряхнула та желтыми кудряшками.

— Хорошо… Лучше на истории — это хорошо. Ну, насчет чтения я спорить с вами не буду, хотя признаюсь, что «Войну и мир» прочитал только в армии, и убежден, что Толстой писал этот роман не для шестнадцатилетних подростков, жизни не нюхавших… Нет-нет, постойте, не перебивайте! И «Обломова» я прочитал только в двадцать лет. И поэтому мне этот роман понравился, в отличие от всего, что мы «проходим» в школе из-под палки. Кстати, об «Обломове». Я как раз на этом уроке у вас сидел.

— Да, тот урок прошел активно, интересно, — выпрямилась учительница.

— …А скажите, это такое указание, да? Чтобы говорить, что Гончаров там развенчал и показал, и поиздевался над «обломовщиной» и так далее?

— Не понимаю, о чем вы?

— Ну, как же… Оценку какую дали вы роману и героям?

— Так это устоявшаяся оценка, вековая, можно сказать!

— И что, Обломов и, правда, отрицательный типаж? А мне казалось, что он — заглавный герой, что Гончаров его описывает с любовью, с нежностью, что Обломов в романе герой исключительно положительный…

— Но ведь, Добролюбов…

— Вот видите! Не Гончаров, а Добролюбов! И выходит, что не роман «Обломов» вы объясняете, а статью Добролюбова об этом романе… А для Гончарова Обломов — хороший человек, положительный герой, имя которого он выносит на обложку романа. Ведь не «Штольц» назван роман!

— Что же мне теперь, объяснять, какой Обломов хороший? И что потом выпускники получат по сочинению, если так напишут?

— Хорошую отметку. Если напишут грамотно и если покажут знание романа. А у вас они знают статью Добролюбова о романе. А сам роман… Хотя, я уже говорил, что лично я роман этот прочитал в двадцать лет, и потом даже перечитывал… Я, поймите, не критикую вас или вашу методику… Я сам разобраться хочу, чтобы понять. А если уж я не понимаю, то что могут понять школьники? Или опять — на заучивание всё? Мне же казалось, что одна из основных задач предмета «литература» — приучить к чтению, научить любить чтение, научить любить родную литературу… Но это уже в дебри… Извините. В общем, урок у вас был хороший, опыт у вас такой, думаю, что вы в любой аудитории его проведете. Моя просьба только одна: поменьше на заучивание, побольше — на понимание. Вот и все. Спасибо.

Учительница вышла, прямая и гордая, а завуч, сидевшая в углу, подняла голову и прошептала:

— Все равно ее уже не переделать. Она вас понимает, умная она, но… Работа такая…

— Сегодня между вторым и третьим уроком у нас будут учения по гражданской обороне, — сообщила директору школы завуч, положив трубку телефона.

— Это еще что за? — удивился тот всем лицом.

— Да, это раз в год всегда бывает. Там надо бумаги подготовить, планы распечатать, а еще устроить учебную «тревогу» и вывести учеников из школы. Но это не долго. Минут на десять, чтобы зафиксировать, что эта «учебная тревога» была.

— Угу. Это и маленьких по лестницам гнать? И среднюю школу? И потом что — домой отпускать? Урок сорвем, настроение «исправим» до невозможности. И следующий урок — не урок будет… Так?