Леонид Бахнов - Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе [Антология короткого рассказа. Россия, 2-я половина XX в.]

Так открылась новая страница истории России.

Так Меншиков втерся в доверие к Петру Великому.

Так наконец было прорублено окно в Европу, свежее веяние через коее мы ощущаем и по сю пору.

Майор Питухов принес плакат и повесил над своим столом. «Язык мой — враг мой». На плакате изображен гвардеец со своим языком в одной руке и забрызганным кортиком в другой. Приходящие к нам с майором посетители на плакат, раз увидев, старались не смотреть и часто забывали, зачем приходили. Лишь один отставник-полковник Кропивин заметил мне, показывая на плакат: «Славно выкорчевал». Я согласился кивком головы, но словесно не прореагировал. Майор посмотрел на отставника своим пронзительным взглядом — старый полковник стушевался и ушел, конфузливо покашливая. «Старый пердун», — беззлобно бросил Питухов вослед ушедшему отставнику. «Вы это зря, майор», — почему-то не согласился я. «Вы так находите?» — поинтересовался Питухов.

«Пердун-то он, может, и пердун, но кто из нас, молодых...»

«Ой, не смешите меня, капитан, я эту историю уже слышал, — перебил меня Питухов, — мне эту историю еще в учебной части рассказывали и, по-моему, все это брехня».

«Да, — развеселился я, — я вам ее и рассказывал, но я тогда вас плохо знал и не рассказал вам всю историю». — «Интересно, как это понимать, капитан?» — заинтересовался Питухов. «Давайте, майор, выпьем, — предложил я, — и я расскажу вам эту историю, страшную, надо сказать, историю». Майор охотно согласился и достал из своего шкафа с контурными картами две бутылки водки. «Как-то не совсем по-нашему», — отметил я про себя и достал из своего шкафа две аптечные мензурки и банку сардин.

«Вам-то самому кто эту историю про Кропивина рассказал?» — спросил майор, ловко сняв пробку с бутылки и наполнив стаканчики.

«У меня сегодня день рождения», — невпопад ответил я.

«И сколько вам стукнуло?» — полюбопытствовал Питухов.

«Три заряда», — ответил я незамедлительно.

Шаркнула дверь, и три раза щелкнуло, как в репродукторе во время перерыва. Майор зашатался и свалился под стол. Я подошел к нему, развернул, положив на спину. «Все точно», — сказал я вслух, рассмотрев раны. «Как в аптеке, — подтвердил Кропивин, — в голову, сердце и в мошонку». В одной руке у Кропивина дымился «Макаров» с глушителем, под мышкой другой торчал рулон бумаги. Мы быстро ободрали питуховский плакат и повесили принесенный полковником: «Ты один мне поддержка и опора, о великий, свободный, могучий русский язык!»

Сегодня мы знаем только один вариант шахмат — черно-белые. Но когда-то шахматы были еще трехцветные и четырехцветные.

Трехцветная доска состояла из черных, белых и серых клеток, а игра в целом не слишком отличалась от теперешней. Была в ней только одна особенность — так называемая запретная клетка. Она определялась с помощью игральной кости и помечалась красной фишкой. Если фигура попадала на эту клетку, игрок вынужден был пропускать ход.

Даже в черно-белой игре был известен необычный вариант: черные фигуры на черных клетках, белые — на белых. Но такая игра считалась разнополой, в нее мужчины играли только с женщинами. Хотя фигуры переставлялись обычным способом, возникали определенные сложности, отчего игра затягивалась на неопределенное время. Говорят, ни одной партии не удалось довести до финала: мужчина и женщина настолько сближались в процессе игры, что просто забывали ее закончить.

Четырехцветные у серьезных игроков вообще шахматами не считались, но были невероятно популярны в XVIII веке. Игра была чем-то средним между шахматами, фантами и картами — фигуры четырех цветов на четырехцветной доске. Играли в нее и вдвоем, но обычно вчетвером: два кавалера против двух дам. Каждая «съеденная» фигура сопровождалась загадкой или поцелуем. Так что если между партнерами было достаточно сильное притяжение, игра просто превращалась в современную «бутылочку». Если же отношения участников были напряженными, то игра могла принять даже печальный оборот. Нередки были случаи, когда одна из дам бросала игру и убегала в слезах, так как оба партнера начинали яростно «пожирать» исключительно фигуры ее подруги. А для молодых людей матч порой заканчивался дуэлью. Друг против друга играли также супружеские пары. Зная легкомысленные нравы куртуазного века, мы вполне можем догадаться, что проходили они весело и заканчивались мирно ко всеобщему удовольствию.

Сами доски и фигуры были необыкновенно красивы. Модники и модницы имели наборы для игры, расписанные собственноручно. Дамам нравились цветы: красная, белая, розовая и чайная розы или жасмин, левкой, нарцисс и тюльпан. Кавалеры предпочитали символы и цвета четырех стихий: земля (черный), воздух (белый), вода (синий) и огонь (красный). Нередко доски и фигуры заказывались ювелирам, которые делали их из драгоценных камней и металлов. Когда же мода на цветные шахматы прошла, наследники переделали их в украшения.

Прежде чем начать игру, выбирали доску, что было довольно трудно, и приходилось бросать жребий. Если игра ладилась и заканчивалась быстро, игроки переходили ко второй доске, третьей и четвертой. Начинать игру в пятый раз считалось неприличным, как и играть на деньги. В игральный набор входила также маска, так как игра была особенно популярна во время карнавалов. Партнеры могли обменяться досками, чтобы потом узнать друг друга. Известен случай, когда одна такая юная пара была разлучена сразу после карнавала. Девушку выдали замуж, но она много лет хранила доску, тайно вздыхая о неведомом партнере. И вдруг однажды доска случайно попала в руки ее мужа. Побледнев, он спросил: «Откуда она у тебя?» Бедная женщина заплакала и рассказала об этом давнем происшествии. Не говоря ни слова, муж вышел и вернулся с той самой шахматной доской, что она подарила неизвестному молодому человеку. Мало того, он принес еще и маску, в которой был на карнавале в ту ночь! Оказалось, что и он продолжал вспоминать ту чудесную игру и исчезнувшую партнершу.