Леонид Бахнов - Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе [Антология короткого рассказа. Россия, 2-я половина XX в.]

В холодный осенний день в тире было пусто. Хозяин сидел в углу за крошечным столиком и пил чай из большой алюминиевой кружки. «По мишени?..» После пяти выстрелов он подошел к стене, посмотрел — и ничего не сказал, вернулся и высыпал передо мной еще пять крошечных пулек.

— Это бесплатно, ты заслужил, стреляй так же...

Потом он принес мишень, и мы стали смотреть. Одна дырочка была на семерке, и одна, счастливая, на десятке, а остальные лежали плотной кучкой где-то между девяткой и восьмеркой. Из десяти — одна в десятке... Я огорчился, чего же он хвалил меня?.. А он говорит:

— Десятка — это талант, и мечта, и немного удачи, а на удачу не рассчитывай — работай. Сажай все заряды в крепкую девятку... Скажи себе: дальше девятки — никогда! И так держись, парень. И тогда десятка к тебе придет...

Я болел и долго не ходил в тир, а когда пришел, этого человека не было. Какая-то толстая женщина считала пульки и кричала на ребят, чтобы не целились, пока она ходит туда-сюда. Кто-то говорил, что его арестовали, шел сорок восьмой год... В тире все теперь было не так, и я перестал ходить туда, а потом начал стрелять из малокалиберной винтовки в школе. Главное — чтобы не дальше девятки...

Черный кот перешел дорогу и ступил на нетронутый снег. Я шел по тропинке, на которую он собирался выйти. Он остановился и ждал, пока я пройду. Желтые глаза смотрели на меня в упор. Ничего он не боялся и стоял на прямых ногах, не пригибался к земле.

— Ну, идешь, так иди...

— А я иду... — независимо ответил я, но в моем голосе не было его уверенности. В самом деле, куда я иду и зачем? Вот он идет так идет, сразу видно, знает, что делает... На этом бы все и кончилось, но тут слева от меня раздвинулись кусты, и на тропинку вышли сразу два больших пса: один — грязно-желтый, другой — белый с черными пятнами. На шее желтого болтался старый ошейник, а белый был просто зверь сам по себе, и они неплохо тут у реки погуляли, а теперь, видно, искали, чем поживиться. Они увидели кота и замерли. Кот тоже увидел собак, но не дрогнул, только хвост у него опустился ниже, а кончик стал загибаться кверху...

— Что будем делать? — спросил я.

Он посмотрел на меня. Ничего не просил, только сказал хрипло:

— Видишь, их двое, а я один...

Этого я не мог перенести и сказал ему: «Нет, ты не один» — и сделал шаг в его сторону. Белый по длинной кривой стал заходить к нам в тыл, а желтый остался на месте. «Это трусы», — презрительно сказал кот и пошел на желтого. Белый кинулся на него сбоку, но остановился на лету — так резко развернулся в его сторону кот. «Придержи желтого», — он сказал, но желтый уже все понял и принялся обнюхивать кустик. И мы поняли — псам хватит и драки не будет. И кот пошел своей дорогой. На повороте тропинки он оглянулся. Спасибо, конечно, не сказал, от этих котов не дождешься, но взгляд, рассеянный и внимательный одновременно, я уловил. Что ж, и на том спасибо. И я пошел своей дорогой.

Недавно ушел на пенсию Виктор Петрович. Полжизни человек занимался непонятным ему делом. По профессии агроном, но бросил эту работу, стал снабженцем в большом институте. Не мог больше оставаться агрономом. «Земля говорит одно, а партия — другое...» — он хмурился, пожимал плечами. Он похож на кубанского казака седым чубом и густыми бровями, и нос какой-то не русский, цыганский, что ли, с сильной горбинкой и загнутым вниз кончиком. В его маленькой комнатке всегда толпились люди, грузчики сидели, развалясь у стены, табачный дым стоял плотной завесой.

— Ну, что у тебя?.. — он брал заявку и недоверчиво смотрел. — Так много?.. А хочешь вот этого... сто килограммов выдам — залежалось.

Иногда он спрашивал:

— Нет, ты скажи мне — я никак не пойму... везу сюда грузовиками... стекло, реактивы, прочее, каждый день — полный обоз в ворота... а отсюда — ничего!.. как в бездонную яму падает...

Этот образ — караваны грузовиков в одну сторону — и ничего наружу — завораживал его. «Нет, ты объясни мне...» Я говорил ему про статьи и книги, которые выходили из этого здания и были незаметны неискушенному глазу, но не мог убедить его — материя превращалась в ничто, и это противоречило его представлениям о жизни.

— Мы в землю закладываем — что?.. вот такое зернышко, а получаем — во-о... А здесь закладываем — у-ух, а получаем... Нет, уйду я отсюда, уйду...

Но так и не ушел, состарился, занимаясь странным и непонятным делом. Потом я встретил его на улице. Он сгорбился и хромал — старое ранение... брови белые стали.

— Ну вот, теперь освободился — пенсионер. Поеду к сестре — на юг, к теплой земле, посмотрю хотя бы еще, как растет из нее зерно... а здесь... — он махнул рукой и пошел...

Теперь отдел снабжения — две большие комнаты, за ними кабинет, в кабинете вежливый молодой человек, грузчики в подвале, все на своих местах — и никто ничему больше не удивляется.

Он выглянул на свет и подумал: «Ну, посмотрим...» Тут его подхватила большая рука в резиновой перчатке и голос сказал: «Отчего малыш молчит?..» Рука схватила его за ноги и высоко подняла вниз головой, а другая звонко шлепнула по заднице. Он подумал: «Все равно покоя не дадут», — и нехотя заплакал. «Ну вот, теперь все в порядке, покажите его матери». Что ж, посмотрим... Мать ему понравилась — похожа на него, только побольше... Он рос и научился говорить, чтобы свои выражать мысли вслух. Никто больше не поднимал его за ноги, но иногда его шлепали, а он с досадой думал: «Ну вот, опять...» Однажды мать принесла книжку и сказала — учись читать сам. Он видел — взрослые читают, и решил — что ж, посмотрим... На обложке был нарисован человек в мохнатых шкурах и нелепо высокой шапке. «Эго Робинзон Крузо, — сказала мать, — он жил на необитаемом острове и выжил...» Ну, посмотрим. Он узнал буквы и стал читать по складам, потом все быстрей, а когда дочитал книжку, то начал сначала и свободно прочитал всю историю. «А я бы выжил? — думал он в темноте, перед сном. — И где взять такой остров?..» Однажды мать сказала: «Теперь пора в школу, хочешь учиться?» Он умел читать и считать и не понимал, как этому можно учиться заново.

— Там будут учить и другим вещам, — объяснила мать.

— Как жить на необитаемом острове?..

Мать усмехнулась и не ответила... Он был отличником. Звенел звонок — он шел домой и в тишине читал, делал уроки. «Иди есть», — и он шел есть, а потом гулял в старинном парке у моря, сосредоточенный, с плотно сжатыми губами... «Вот так гулял Робинзон по своему острову...» Школа кончилась, и надо было начинать самостоятельную жизнь, а для этого — общаться с людьми. Ну что ж, надо так надо... Посмотрим... Некоторые считали его веселым и общительным, он добросовестно истощал свое терпение, слушал чужие глупости и говорил их сам, смеялся, а потом уходил к себе. Он влюбился в девушку, а она его не любила. Он страдал, долго лежал без сна, смотрел в черноту... «И все-таки интересно, что будет дальше... Посмотрим, посмотрим...» И почти успокоенный, засыпал...