Алан Силлитоу - В субботу вечером, в воскресенье утром

Артур с отцом прошли через посудомоечную в гостиную, где на потолке горела стосвечовая лампа. В небольшой комнате сидели пятеро. Артур снял пальто, занял за столом свое место, а Маргарет тем временем отодвинула стул от камина. Уильям стоял на коленях — пятилетний малыш в коротких штанишках и шапке с помпоном.

— Привет, дядя Артур, привет, дедуля! — завопил он при виде вошедших.

По поводу дня получки мать выставила на стол особое угощение — бекон с фасолью.

— Что это за месиво, Вера, — раздраженно заворчал Ситон, — между прочим, сегодня получка.

— Помолчал бы, старый бездельник. Каждый день на тебя горбачусь. Знаю, пока чашку чая не выпьешь, как черт злой. — На самом деле они и двумя словами нормально перемолвиться не могли, пока, даже не вымыв руки, не опорожнят двух чашек.

— Ладно, ладно, Вера, курочка моя, не надо злиться. — Он наклонился над тарелкой, тщательно поддевая вилкой фасолины.

Мать стояла у камина, следя за тем, как они едят, потом, поразмыслив несколько минут, подошла к столу и отрезала два толстых куска хлеба:

— Вот вам на закуску.

Маргарет сидела, задумавшись о чем-то, у огня, — молодая пышнотелая женщина двадцати девяти лет от роду. На коленях у нее ерзал Уильям, напевавший какую-то песенку, но замолчавший в попытке разгадать смысл громогласных высказываний Артура. Смирившись с тем, что расшифровке они не поддаются, он вернулся к песне, поглядывая время от времени в сторону стола, дабы убедиться, что ни Артур, ни дед не наступили случайно на его раскрашенный игрушечный вагон. Артур отнял мальчика у Маргарет, высоко поднял его и усадил к себе на колени.

— Ну что, маленький негодник, давай я рассажу тебе одну историю. — Он нарочно понизил тон. — Когда-то в давние времена… Сиди тихо, или ничего не узнаешь. Не суй пальцы мне в чашку. — Так вот, жил некогда в темном лесу, в огромном замке плохой человек. По стенам замка стекала вода, по углам, словно пуховое одеяло, висела паутина, окна скрипели, а на полу повсюду были доски-ловушки — не туда ступишь, и сразу провалишься…

— Хватит, Артур, — перебила его Маргарет, — так ты ребенка до смерти напугаешь.

— Ничего подобного, ему нравится, правда, старина?

Уильям не сводил с него глаз, ожидая продолжения.

— Так вот, человека этого звали Борисом Карловым. Это был чокнутый доктор, присматривавший за тысячами летучих мышей-вампиров, которые по ночам вцеплялись людям в горло, когда они шли по черному как смоль лесу и болотистым полям. Потому что, понимаешь ли, этот доктор, этот Борис, каждую ночь выпускал мышей на волю, а сам оставался в замке и слушал, как люди кричат от боли, когда на них налетают эти вампиры. А бывало, поднимался в башню и ужинал детьми, громко хохоча и показывая клыки. — Артур страшно забулькал горлом. — Но вот однажды вечером, когда он сидел у себя в лаборатории и перебирал склянки с засушенными головами, вдруг…

Уильям глядел на него широко открытыми глазами, лежавшие на столе ручонки сжимались и разжимались, пухлое личико побледнело, рот, по мере продолжения рассказа, открывался все шире.

— Короче… — В этот самый драматический момент повествования Артур вдруг резко откинулся назад, и все застыли, замолкли, как по команде, и повернулись к нему. — Короче, в гости к этому человеку пришел дьявол. Они были больше приятели, и, потолковав об убитых, о том, как избавиться от тел по шесть шиллингов за сотню…

Услышав про дьявола, Маргарет отвлеклась от своих мечтаний.

— Он подумает, что ты говоришь о его отце, — рыдающим голосом проговорила она, возвращая успокоившегося, судя по виду, Уильяма к себе на колени. — Ты до чертиков его напугал, правда, Билли?

— Что, опять на тебя наехал? — спросил Артур.

В комнате повисло напряженное молчание.

— Да это уж как водится. — В голосе матери прозвучали осуждение и ненависть. — Сегодня она у нас ночует, подальше от этой пьяной свиньи.

— Когда-нибудь я ему врежу, — пообещал Артур.

Да, не повезло, вышла замуж за типа, который не просыхает, да еще и рукам волю дает. Но ничего, он своего дождется. Надеюсь, в канаве сдохнет. Артур извлек из кармана комбинезона чистенький конверт с жалованьем и протянул три фунтовые банкноты матери.

— Моя доля, ма.

— Спасибо, сынок.

Уильям наблюдал за передачей банкнот, глазки у него разгорелись: он уже знал, что означают эти бумажки — сладости, автобусные билеты, пирожные, бесконечные поездки на Гусиную ярмарку. Вот они слегка липнут к ладони дяди, а вот переходят в руки бабушке. У него даже рот открылся при виде этих сокровищ, этого разворачивающегося перед его глазами пятничного действа, — ошеломительное количество денег, демонстрирующих за столом всю свою силу и могущество.

От Артура не укрылось его возбуждение.

— Нет, вы только посмотрите на этого маленького негодника, — сказал он. — Описаешься от такого зрелища. Ты бы присматривала за ним, сестренка, а то, глядишь, откроет газовый кран за какой-нибудь шиллинг.

— Да ни за что в жизни, — вскинулась Маргарет, — если только ты сам, балбес, не вобьешь ему в голову эту мысль.

Артур вытянул из конверта пятифунтовую банкноту. Уильям стоял у стола, прижимаясь носом к краю и теребя ручонками скатерть. Артур помахал бумажкой перед его носом.

— Вот тебе пятерка, Билли, сгоняй к Тейлору и купи себе пачку леденцов.

Уильям задрожал. Перед глазами у него закачались, поплыли разноцветные конфетки, полученные в обмен на смятый черно-белый клочок бумаги, точно такой же, какой нынче утром дала ему мать, велев заплатить первый взнос за стиральную машину. Он обежал глазами лица взрослых, потом медленно потянулся к ладони Артура, которая, как маятник, качалась у него над головой. Он попытался схватить банкноту, но промахнулся. Тогда, пока все смеялись над его неудачей, а Артур продолжал медленно водить у него перед носом деньгами, он вычислил в уме угол атаки.

Рука его поднялась и опустилась на манер поршня, он ухватил банкноту, кинулся к черному ходу, дернул щеколду, и не успел никто и глазом моргнуть, как мальчик уже мчался через двор, сжимая в ладони свои пять фунтов.

— Поделом тебе, — взвизгнула мать, держась рукой за сердце.

Артур выскочил наружу в погоне за ускользающим в результате собственного легкомыслия богатством. Нескольких шагов его длинных ног хватило, чтобы вплотную приблизиться к Уильяму, упрямо семенящему все еще в нескольких футах впереди в своих тесных штанишках.

— Билл! — завопил Артур. — А ну-ка немедленно вернись, негодник!

Весь дом у него за спиной грохнул от смеха.

— Отдай пятерку — и получишь теннер.

Уильям завернул за угол, выбежал в сгущающихся сумерках на улицу и, цокая ботинками с железными набойками по мостовой, пыхтя, как трактор-тягач, и еще сильнее сжимая в руках деньги, рванул к магазину.