Владимир Маканин - Ночь… Запятая… Ночь… [сборник]

Теперь повалили к выходу все, Пекалов с ними – упускать их было сейчас никак нельзя.

От реки веяло холодом, как и от земли. А на вечернем небе тучи натянулись к дождю.

«Эка невидаль, – выкрикивал Пекалов, – ну и каплет! С неба вон тоже каплет!» – но никто работать не хотел: дождемся, мол, утра, а там будет видно. Они и не посмотрели на небо. И, конечно, они опять намекнули, чтобы Пекалов не жилил на водке: добавь, мол. Пекалов обещал все что угодно. Пекалов все еще дрожал. Ярыга тоже уговаривал: земля, мол, слоями идет, сейчас мягкая и потому сквозь нее каплет, а далее заново твердая, – давай, мужики!

Но те стояли на своем:

– С утра посмотрим.

Накрапывающий дождик кончился – был мягкий закат; когда Пекалов прошел мимо той улочки, где жила солдатка, она уже была в огороде. Согнувшись, Настя ковырялась в размокших грядках. Пекалов легонечко свистнул – она оглянулась, а он уже шел мимо. Увидела.

Он пришел в свой домишко, где и стены уже старели и где былую жизнь со всех сторон подтачивали ветхость, бедность, безденежье. И все же это был дом. Он глянул на портрет родителя: удачник! Да и брат, говорят, в Астрахани дела делает… А ему, пустельге, даже подкоп не дается. Ах, если б сделать, красивая могла бы выйти штука – на ту сторону Урала, да и гуляй! Дальше этого «гуляй!» мысль Пекалова никак не шла: он и понятия не имел, зачем туда рыть подкоп, зачем там людям «гулять», да и где – на болотах?

Оставив дверь открытой, чтобы в его отсутствие Настя могла войти, Пекалов отправился к богатому мужику Салкову. Тот жил близко.

– Меблишку мою не схочешь ли купить? – Пекалов как вошел, так и спросил.

– Нет.

Салков еще не знал, что и как, но он очень хорошо знал, что Пекалов тварь маленькая, знал, что он в разоренье и что падает, а уж если человек падает, у него можно задешево купить не только мебель.

– И полдомишки моего, а? – спросил Пекалов, теперь и сам пробуя поддеть на крючок.

– Полдомишки?..

И с места стронулось, а как речь зашла о цене, Пекалов сказал, оборачиваясь: никаких-де полдомишек, дом продаю целиком и сразу, так и покупай, – берешь, что ли?..

– А деньги?

– Деньги немедля, – раскрылся Пекалов. Деньги, мол, немедля, а купчую хоть и завтра.

– Покупаю.

Они поторговались, а потом и позвали человека, быть свидетелем, после чего Салков сразу же нашел готовые и выложил: ах, богат как! Передав деньги, Салков еще и спросил: уезжаешь разве? к отцу небось и к брату?

– Точно: к отцу и к брату. Дельце там есть.

– Ну и верно, милый, верно поступаешь. Там ты развернешься вовсю. Народец-то у нас дрянь, уж какая дрянь непонимающая, а там ты развернешься! – льстиво пел Салков, пока Пекалов не ушел. А едва хлопнула за ним дверь, Салков конечно же подумал, что этот недоумок, тварь эта, развернется разве что в могиле, там все прямые лежат.

Пекалов послал какого-то мальчишку за выпивкой и закуской, сам пошел домой. Настя уже ждала. Сидела и покусывала уголок платка, толстоватая, скучная, но не без красоты. Стать в ней была. А как выпьешь, кроме стати, ничего и не надо, считал Пекалов, сам еще молодой.

– Ах ты красавица моя! – стал восторгаться Пекалов, так как выпивку и еду уже принесли, и никто им не мешал, и предчувствие было хорошее. – Красавица моя! А ведь забудешь меня, как только деньги мои истают, а? – Он засмеялся: мол, еще не завтра они истают, смотри – и вытаскивал кипы бумажек и потрясал ими, хвастая.

Она молчала. Покусывала платок. Скромница. А видно, понимала, что идет на убыль и что после сорения деньгами ему только и осталась она, Настя-солдатка, – он целовал ее, а она все скромничала, пока он не раздел силой, бубня о том, как, мол, нам хорошо, и как замечательно, и неужели в будущем люди этого хорошего в нас не поймут…

В густых сумерках он стал собираться, выпроводил Настю и спешно вышел. Он шел, пьяненький, и пьяной памятью огибал дома. На окраине прибавил шагу. Чуть ли не побежал. Только выйдя к реке, он понял, что ночь и что, конечно, никто в такой час не роет, и чего это он спешил – ах да, проверить!

Гремя под сапогами речной галькой, он раздвигал руками кусты, а едва вышел к зеву подкопа – наткнулся на Ярыгу.

– Ну?.. Не разбежались?

– Нет. Спят вон в кустах.

– Слава богу!

Шагнув на бугор, Пекалов сел там на камень и закурил, расслабившийся после спешки. Ярыга стоял рядом и смотрел на реку.

– Все думаю – не затопит ли нас завтра? А может, не завтра, так послезавтра?

– Вот еще! – сказал Пекалов. – Для того чтобы утопить таких дураков, как ты да я, зачем Богу рвать реку, зачем, можно сказать, лоно портить?

– Это верно, – согласился Ярыга.

Теперь оба сидели рядом. Ярыга, завернувшийся в драный полушубок, тут же и заснул. Пекалову сделалось пьяно и радостно, он не отводил глаз от лунной дорожки: русалки, говорят, здесь водятся, пощупать бы одну. Покурив еще и полюбовавшись рекой, Пекалов полез в подкоп. Он несколько раз ронял свечу и вновь ее разжигал. Наконец он добрался до места, где вгрызались в землю, подошел ближе: кап-кап-кап… – капало ему в протянутую руку. Сочится. Ах ты ж речка-реченька.

На другой день стало страшно уже и не на шутку. Прорыли на пять шагов, только углубились, как вновь раздался крик: «Каплет!» – а в ответ: «И тут каплет!» Стали как завороженные. Если в прежде пройденном месте капало, то тут была целая капель. Как с крыши в дождь, полосой капли падали и падали, поблескивая в пламени свечей. Пекалов кинулся к забойщику. Забойщик бил; по голой его спине бежали ручейки.

– Ничего, братцы, проскочим – земля опять твердой будет, – уверял Пекалов.

Тот, у которого по голой спине ручьи, опустил кирку, отер пот и спросил:

– Вверху-то твердо?

– А?

– Я говорю, лишь бы вверху твердо держалось. – Забойщик ткнул кулаком в свод над головой.

Он ткнул играючи, несильно, но рука чуть не по локоть погрузилась в мягкую грязь, а как только он кулак оттуда вырвал, вслед плюхнула вода, как из нескольких сразу прорвавшихся худых ведер. Шум падающей воды напугал: толкаясь и торопясь, работяги заспешили к выходу – они мчались, натыкаясь на падающих, на лопаты и кирки, наступая на свечки, давя их, гася и продолжая бег в совершеннейшей уже темноте.

У выхода они столпились – Пекалов, нагнавший, уговаривал их, выволок и выставил бутыль: мол, налью, мол, налью сейчас же.

– Братцы, братцы! – взывал он, но не помогло.

«Нам и в другом месте нальют!» – кричали уходящие, а Пекалов удерживал хотя бы тех, что пока колебались:

– Да что вы! Да я щас сам туда полезу! Пример подам! – Он зажег трясущейся рукой свечку и полез, пришлось полезть, а они там, у входа, ждали.

Сзади его нагонял Ярыга; оберегая рукой свечу, Пекалов плаксиво чертыхнулся:

– Зачем их оставил – уйдут.