Карлос Фуэнтес - Край безоблачной ясности

— Сильвия?.. Нет, мне не до этого; у меня к тебе срочное дело. Скажи своему другу Казо, чтобы он немедленно позвонил мне… Что, не находишь слов?.. Цинизм? Ну-ну. Раз я в какой-то мере содержу его, он может, со своей стороны, сделать мне маленькое одолжение… Я серьезно говорю. Я хочу, чтобы он в течение получаса позвонил мне… Да, я знаю что сегодня день рождения Бетины, но я буду очень занят. Найди ей кавалера, и пусть они поедут в «Версаль» или куда-нибудь еще… Хорошо. Пока.

— Дорогой Коуто! Что за чудо! Вас стало невозможно застать дома. А? Да, все мы завалены работой… Послушайте… Да, конечно, я понимаю… Послушайте, у меня, как вы знаете, под залогом ваши акции на сумму восемьсот тысяч… Да, именные акции компании по разработке залежей серы… Так вот, я знаю, что тут дело пахнет крахом… Ах, вы тоже это знали и ничего не сказали мне! Ладно, мы с вами друзья, Коуто, и сообща можем выйти из положения… Да так, случайно, знаете, слухом земля полнится… Нет, как я могу сомневаться в вашей добросовестности! Но поскольку мы оба в курсе дела, как вы посмотрите на то, чтобы заменить в качестве залога именные акции серной на акции компании дона Хенаро? Вы выиграете на этом сто тысяч песо и сможете тут же, пока никто не узнал, уступить свой пакет серной. И скажу вам прямо: если мы с вами не уладим это дело сегодня же, я завтра сбуду эти акции как удастся… Есть, знаете, разные способы. Ну, что вы! Сегодня я — тебе, завтра ты — мне. Жду вас у себя, чтобы оформить это, дорогой Коуто… Всегда к вашим услугам…

— Дон Хенаро? Дело в шляпе. С завтрашнего дня я как кредитор Коуто буду обеспечен в виде залога его акциями на предъявителя… Да, я уже договорился с ним… Да, настоящий хищник, но видит только непосредственную выгоду, только куш, который можно урвать, нет у него широкого кругозора… Фактически я буду пользоваться правами вашего компаньона, и, прибегнув к маленькому маневру, мы… Вот именно. Коуто удовольствовался ста тысячами, которые выиграет на обмене… У Роблеса сегодня же будут отобраны лицензии? Великолепно! А прекращение кредитов? А, понимаю, мало-помалу, чтобы он не почувствовал, откуда ветер дует… Да, кстати! Вас не интересуют эти участки, прилегающие к вашей фабрике? А, вас опередил Роблес! Ну что ж! Кажется, я могу уладить и это дело… Как вы захотите… Нарушения закона о труде?.. А вы можете столкнуть его с профсоюзными лидерами… вы понимаете? Прекрасно: рука руку моет.

— Как поживаете, Казо? К делу: вы не заключили с Роблесом контракт о продаже этих участков?.. Говорите, осталось только поставить подпись?.. А, он дал вам крупный задаток? Так, так, вас принимают за дурака. Оно и понятно, у вас на лбу написано, что вы собой представляете… Да, разыгрывать из себя денди одно, а вести дела совсем другое. Слушайте, что я вам скажу, или идите к черту… То, что вы слышали… Эти участки стоят по крайней мере вдвое больше, чем вы думаете. Роблес хочет вас облапошить. Я предлагаю вам двадцать песо за метр. То, что вы слышите… У вас ведь много долгов, дружок, пускать пыль в глаза обходится дорого… Нет, я вам вовсе не угрожаю; но только благодаря заступничеству Сильвии я держу у себя эти векселя и помалкиваю… Вы меня понимаете?.. А, задаток! Сколько это? Хорошо, эти деньги в вашем распоряжении, с тем чтобы вы завтра же вернули их Роблесу и отказались от сделки… Ну, пока, дружок, пока.

— Да, сеньор. Я завтра же все забираю из банка. Положение Роблеса из рук вон плохо. Он вложил капитал в компанию по разработке залежей серы, а вы ведь знаете, что там назревает. Я предупреждаю вас, потому что знаю, что у вас вклад в этом банке… Конечно, плохая политика. Чем больше заинтересованных лиц узнает об этом, тем лучше. Надо позаботиться и об интересах наших коллег, ведь мы, финансисты, можно сказать, одна семья… Ну, что вы, я ваш слуга, сеньор… Да, Сильвия мне сказала. Пусть дамы договорятся, я буду очень рад. Для меня это честь. Значит, до скорого…

— Лисенсиадо Капдевилья? С вами говорит Регулес… Ре-гу-лес, через Р… Да, друг дона Хенаро… Простите, я знаю, но у меня есть для вас важное известие, касающееся промышленности… Да, насчет фабрики Роблеса… Да, со стороны Роблеса это, мягко выражаясь, нечестная конкуренция… Да, конечно, и коварная… Демпинг?.. Нет, дело в том, что у меня имеются документальные доказательства нарушений закона… Да, конечно, они в вашем распоряжении… И я тоже, лисенсиадо, и я тоже… Ваш слуга.

Регулес повесил трубку и поправил красный шелковый галстук и уголок платочка, выглядывавший из верхнего кармана. Сел в обтянутое голубой кожей кресло и нажал кнопку.

— Запишите, сеньорита. В первую очередь составить конфиденциальную докладную записку в министерство юстиции. Подготовить контракт с сеньором Хуаном Фелипе Коуто о залоге акций на предъявителя на сумму восемьсот тысяч песо. Аннулировать предыдущий контракт с тем же сеньором после заключения нового. Подготовить договор о купле-продаже с сеньором Педро Казо: десять тысяч метров по двадцать песо. Второй такой же договор; нижеподписавшийся — продавец, Хенаро Арриага — покупатель; десять тысяч метров по тридцать пять. Займитесь этим и скажите, чтобы мне принесли досье Федерико Роблеса.

До девяти вечера Регулес выписывал из этого досье цифры, сведения, все, что могло дать точное представление о капитале и о жизни Роблеса.

— Ты стал совсем черный, сынок, даже лиловатый; раньше, помню, ночи были такие, — сказала вдова Теодула Моктесума, принимая Икску в своей лачуге, где пахло влажным мохом и сухими цветами. — Сразу видно, что ты с солнцем воевал. С чем пришел?

Сьенфуэгос повалился на пыльную цыновку. В лачуге, которая, казалось, была заклятьем заключена в магический круг, — она так же противоречила времени, как мольба о том, чтобы не случилось уже случившееся, — все было по-прежнему: та же пыль, те же пятна от воды и пищи на земляном полу, те же могилы под полом.

— С чем пришел? — снова спросила Теодула Моктесума, вбивая в Икску черные гвозди глаз в напряженном ожидании слов, которые воскресят ее мир.

Икска закрыл лицо руками, и голос его прозвучал из-под ладоней глухо и горестно, словно чужой:

— Наш мир умер, Теодула, умер навсегда. Все равно как если бы пепел твоих сыновей и Селедонио был развеян по ветру без единой слезы, без всякой надежды, что мы что-то восприняли от них.

— Сынок, — зашамкала старуха, как бы замахиваясь на Икску серпом своего высохшего тела, — не люди творят жизнь, а сама земля, по которой они ступают, понимаешь? Пусть пришли все те, кто пришли, те, кто отняли у нас наше добро и заставили нас забыть знамения, все равно, сынок, там, под землей, в темной глуби, где они уже не могут топтать нас ногами, все остается по-прежнему и по-прежнему слышатся голоса наших предков; ты это знаешь.