Александр Яковлев - Осенняя женщина [Авторский сборник]

Но предполагалось, что во времени детей тоже не скучают…

В одном месте граница проходила прямо по двору жилого пятиэтажного дома. Во дворе, за границей жили Стасик и Рожков. В доме — взрослый Еремичев.

Взрослый Еремичев после работы, на которой он запускал ракеты, перегораживал реки и т. д. (см. выше), приходил домой и садился у окна посмотреть, что там, за границей делается.

За границей в этот день Стасик и Рожков катались на санках. Вернее, катался Рожков. А Стасик таскал его. Кряхтел и таскал. Кряхтел Стасик оттого, что Рожков был толстый, а дело происходило летом. Потаскай тут закряхтишь.

Взрослый Еремичев не одобрил такое катание. Во-первых: глупо. Во-вторых: уж больно противный скрежет по асфальту.

— Эй, — прокричал взрослый Еремичев, — пустяшным делом занимаетесь. Вы бы лучше как у нас: ракеты запускали, речи говорили и т. д. (см. выше).

С той стороны границы ничего не ответили. То ли не услышали из-за скрежета, то ли побоялись провокаций.

— Я говорю, — вновь зазвучал взрослый Еремичев, улучив момент, когда Стасик остановился перевести дух, — понапрасну силы расходуете. Смысл-то какой?

— А где же нам тогда трясучку взять? — ответил Стасик.

Пухленький Рожков ничего не ответил. Сидел в санках и неподвижно таращился перед собой.

— Бред какой-то, — пробормотал Еремичев. — Что еще за трясучка? прокричал он.

— А, — махнул рукой Стасик. — Скоро узнаете.

И точно. Не успел Еремичев поужинать, только взялся за чашку с горячим чаем, дом мелко затрясся. Затряслось и все содержимое дома… Чайная ложка лихо отплясывала в блюдце.

Еремичев подхватил лязгающую нижнюю челюсть и кинулся к окну.

— П-п-пре-кратите! — отправил он ноту протеста за границу.

Там, за границей, из канализационного люка, как танкисты после тяжелого боя, устало выбирались Стасик и Рожков.

Дом облегченно застыл.

— Радиус действия слишком большой, — сказал Стасик, помогая неуклюжему Рожкову. — И налицо расфокусировка. Слабо поправить?

— Пять минут на санках, — отвечал Рожков.

— Хм… Пять минут, — покачал черной кучерявой головой Стасик. Думаешь так просто…

— А мне легко? — возразил Рожков.

— Ну ладно…

Заскрежетали полозья. Через пять минут смолкли.

— Эй, зачем вам эта штука? — крикнул Еремичев.

— Как зачем? — утирая пот со лба, ответил Стасик. — Вот ляжем, к примеру, мы под яблоню. Включим трясучку. И яблоки сами к нам попадают. Очень удобно.

— А при чем тут санки? — не отставал Еремичев.

— Я не знаю, — ответил Стасик. — Это вот все он, толстый. Когда его таскаешь на санках по асфальту, он чего-нибудь изобретает.

— А что он еще может изобрести кроме этой… дурацкой трясучки? настаивал Еремичев.

— Не знаю я, — ответил Стасик. — Все, наверное.

— Ну так уж и все, — насмешливо не поверил Еремичев.

— Не верите? — уточнил Стасик.

— Верю, не верю… Доказательства нужны, — сказал Еремичев, у которого во взрослом времени обещаниям и заверениям давно не верили. Доказательства.

— Хорошо, — начал горячиться Стасик. — Пожалуйста. Чего хотите?

Рожков безучастно молчал, будто происходящее его никак не касалось.

— Ну хорошо, — хитро прищурился Еремичев. — Коли вы считаете, что для вас там, за границей, проблем нет, изобретите мне… Ну, хоть бы… Сейчас!

Ради такого случая Еремичев спустился во двор и подошел к границе. В руках он держал палку. Пошутить он решил. Ведь для шуток во взрослом времени времени почти не оставалось. Поэтому Еремичев постарался не упустить удобного случая.

— Вот, — сказал он, останавливаясь перед границей и вынимая из палки чертежи. — Мы сейчас готовим к запуску ракету. С людьми, между прочим. Если бы без людей — тогда еще полбеды… А вот с людьми… Как двигатель выходит на режим, такая вибрация, что люди-то и не выдерживают. Прямо как ваша трясучка. Собаки выдерживают и обезьяны. Механизмы выдерживают. А люди нет. Ни в какую. Не желают выдерживать. В чем тут дело? А?

И Еремичев хитро прищурился.

Стасик толкнул флегматичного Рожкова.

— Слышь? Как? Сможешь?

— Неохота, — сонно сказал Рожков.

— Это как же понимать? — поинтересовался Еремичев. — А если бы была охота? Неужели бы сделали?

— Вообще-то, я думаю, ему это пара пустяков, — подумав, сказал Стасик. — Только его надо заинтересовать.

— Ага. Стимул, — сообразил Еремичев, так как именно это слово чаще всего употреблялось во времени взрослых. — А чего же он хочет?

— Мороженое, наверно, — сказал Стасик. — У нас его не производят, в нашем мире. А он его любит.

— Так значит мороженого?

— Ага, — вдруг оживился Рожков.

— А чего же вы его не изобретете? — засмеялся Еремичев. — Вы же все можете.

— А зачем его изобретать? — удивился Стасик. — Оно же давно изобретено.

— Ну ладно, — сказал Еремичев. — Сколько пачек?

— Десять! — сказал Рожков. — Заболеете, — сказал Еремичев. — Небось, лекарств в вашей стране тоже нет? В общем, по две на брата. И все. Торг окончен.

— Ладно, — сказал Рожков, еще раз глянув на чертеж. — Поехали.

Стасик взялся за веревку.

— А без этого никак? — Еремичев указал на санки. — Уж больно того… Шумно!

— Нельзя, — сказал Стасик. — Мы уж по всякому пробовали. Только так и получается. Иначе ему ничего в башку не приходит.

И он с отвращением посмотрел на санки.

— Ну, валяйте, — сказал Еремичев. — Только без трясучки.

И пошел домой. Сзади послышался скрежет. Когда заново разогрел чайник и налил себе свежего чайку, дом опять задрожал. Еремичев бросился к окну.

— Что? Оп-пять трясучка? — заорал он.

Дрожание прекратилось.

— Это мы чтобы вызвать вас, — нахально крикнул в ответ Стасик. Спускайтесь. Готово.

— Как готово? Что готово?

— Что заказывали, — пожал плечами Стасик. — Где мороженое?

Еремичев бросился во двор. Бросился, сильно не веря. Во времени взрослых ничего быстро не делалось, а если и делалось, то называлось «халтура». Честное слово, существовало такое слово.

А мальчишки показали ему чертеж. Не очень-то умело нарисованный… Но…

— Э, — сказал Стасик, пряча бумагу за спину. — А мороженое? Забыли?

— Да… Сейчас, — сказал Еремичев, потоптался на месте и поспешил за угол, к киоску.

— Сейчас получишь свое мороженое. Заработал, — сказал Стасик.

Рожков помолчал с минуту, о чем-то размышляя. Затем сказал:

— Слушай, а зачем ему эта штука?

— Какая? — спросил Стасик, выжидательно поглядывая на угол дома.

— Ну, которую мы сейчас нарисовали?

— Как зачем? Он же сказал: для ракеты.

— Это понятно, — не унимался Рожков. — А зачем ему ракета?

— А кто его знает… В космос летать.

— А зачем…

— Да что ты ко мне пристал! — рассердился Стасик. — Зачем, зачем! Я знаю? У них так положено. А если очень интересно — спроси сам!