Анатолий Матвеенко - Ваенга-Эйр

- Капитан Борис Сафонов.

Кухаренко расцвёл так, будто это он уговорил «мессера».

- Меня можно просто - Алексей.

- Никаких мне «просто», - одёрнул генерал под молчаливый аккомпанемент двух офицеров. - Улыбочки и заигрывания отставить. Мира - переводчик, по рекомендации ЦК комсомола. А вы, Мира Соломоновна, построже с нашими героями.

- Есть, товарищ генерал! - она шутливо козырнула, бросив ладонь к беретке.

Кузнецов увёл Сафонова. Генеральский баритон понемногу удалялся, не пре­кращая вещать о трудностях появления союзников на сверхсекретном военном объекте, так как эти союзники, нельзя забывать, прибывают из классово чуждой страны, управляемой угнетателями трудового народа. Кухаренко моментально догадался, что длинная речь о возможных происках империалистов предназна­чена не Борису, а приезжим, и обрушил залп всех своих пушек на переводчицу.

- Пока англичане не налетели, позвольте, товарищ Мира, я введу вас в курс дела.

- Отчего же не он, старший по званию? Видный такой из себя - Герой Совет­ского Союза.

- К Борису жена и сын прибыли из Белоруссии, ему неловко будет с вами, молодой и красивой. Тем более жена у него тоже первый сорт. И ревни-и-ивая...

- Я не привыкла давать повода для сплетен, товарищ Алексей, - её пробило на улыбку, совсем не соответствующую строгому смыслу слов.

- Одно ваше появление в закрытом гарнизоне зарядит местных сплетниц на неделю вперёд, какая там война... И хотя вам, наверно, не полагается гулять по секретному аэродрому, но я разрешаю и покажу наших птиц, на которых сталин­ские соколы покоряют синее небо...

Получив накачку от генерала, Сафонов вернулся к эскадрилье. Оставшиеся в строю «ишаки» жалобно раскрыли капоты, в машинах копались техники и ору­жейники. Рослая фигура Кухаренко на две головы возвышалась над мелким си­луэтом переводчицы. Её яркое лёгкое пальто среди тёмных и блеклых красок аэродрома смотрелось вызывающе цивильным. Лёша расставил руки в стороны наподобие крыльев и что-то бойко рассказывал, Мира смеялась. Капитан неодо­брительно покачал головой.

Вечером красным соколам предстоял разбор дневных полётов у командира полка, не менее подробный разбор позднее устроила супруга.

- Боря, это правда?

Сговорились они с Кузнецовым, что ли? Обвиняют, но не скажут - в чём. Ка­питан стянул лётную куртку и шлемофон.

- Правда, что я устал и есть хочу.

Евгения раздражённо налила суп в миску.

- Не отводи глаза! Мне Варька из штаба шепнула... Про англичан. И что тебя ставят на комполка. Ну зачем тебе это? С эскадрильей не всегда ладишь, Кухаренко от рук отбился, тоже мне - дружок...

- Бабское радио, вашу мать! - в сердцах выругался Борис и прижал ладонь к губам - не услышал ли Игорь. - Ты что, мне Особый отдел дома устраиваешь? Да вас самих за военную тайну...

- Не переводи разговор! Ты - первоклассный лётчик, но не пастух англичанам. На тебя ж вся страна смотреть будет.

Пока на него смотрел только товарищ Сталин, чей портрет, вырезанный из журнала, был единственным украшением их кухни в крохотной квартирке длин­ного двухэтажного дома для офицерских семей.

- Пусть. Всё нормально.

- Нормально?! А что раньше говорил? Если к нам сунутся, мы за неделю лю­бого выгоним! Что за красным военлётом будешь, как за каменной стеной. Вон сколько гибнет, конца-края не видно. Каждый вылет... я до вечера не знаю - вдова или ещё нет...

- Не смей! Идёт война. Я там, где нужнее. И точка.

Взаимоотношения красного сокола Кухаренко и его новой знакомой были да­леки от стадии, когда мужчина и женщина предъявляют друг другу претензии. К концу следующего дня он внезапно пропал с лётного поля и столь же неожи­данно объявился с микроскопическими синими цветочками из растущих в авгу­стовской тундре.

- Как мило... Неужели вы романтик, товарищ Алексей?

- Все лётчики - романтики. Только мой командир умело это скрывает. По­звольте, дорогая Мира, эскортировать вас до разворота на глиссаду у вашего аэро­дрома.

- Хотите проводить меня? Так и говорите! Я из всего вашего лётчицкого лек­сикона только одно знаю - «от винта».

Девушка привычным движением поправила тёмную упрямую прядь, выбившу­юся из-под беретки. Её тёмно-карие глазки глядели насмешливо и оценивающе.

- Ну, если девушка говорит военлёту эти слова на свидании, он - в штопоре! Вашу ручку, товарищ Мира...

У казармы, где крайние комнаты отводились для командировочных, Кухаренко снова задержал её пальцы в своих ладонях. Она отмерила точно рассчитанную паузу, потом гневно вырвала руку.

- Комсомолец Кухаренко, вы что себе позволяете? Вот я генералу пожалуюсь!

- Хоть товарищу Сталину! Ни один истребитель не знает, вернётся ли завтра с задания... Летаем на смерть! Поэтому на земле не теряем времени.

Он быстро чмокнул Миру в лоб и убежал, чтоб не получить нагоняй. Но неда­леко. Под соснами Алексей натолкнулся на задумчиво курящего Сафонова.

- Сбавь обороты, заполярный Дон Жуан.

- Зачем? - легкомысленно отозвался тот. - Мотор прогрет, выруливаю на взлёт...

- Батя ясно дал понять: девочка из верхов, образцово-выдержанная. Кого, как ты думаешь, приставили следить за британцами?

- Особистов?

- Те двое, что с генералом, да, из Особого отдела фронта. А Мира... Боюсь, этого даже Кузнецов не знает. Так что держи язык на привязи, а штаны застёгну­тыми. Понял?

- Да чё уж там...

Сафонов выбросил окурок.

- Лёха, лучше скажи, мне что делать? Я - командир истребительного полка. В нём ни одного лётчика и самолёта, а результат завтра потребуют.

- Да ничего не делать. Воевать. За баб и детей, за тех, кто остался под немцем. А как прилетят англичане - будет видно. У тебя никто...

- Никто. Родители Жени уехали из Витебска до немцев, мои под Тулой. Но столько народу... Леша, я ведь многих знал, кто не успел сбежать. Там теперь фрицы!

Кухаренко посерьёзнел. Радость от знакомства с Мирой рассеялась. Он болтал с ней о краткости жизни лётчика, но это не шутки - это правда. Пока идёт война, по-настоящему радоваться невозможно.

Глава третья

САДЖЕНТ СМИТ

Кокпит истребителя Hurricane MkIIB, наверно, самый неудобный учебный класс на земле. Но другого не было. Кухаренко уселся в пилотское кресло. Его ошалелый взгляд пробежался по множеству приборов с надписями на непонят­ном языке. Поверх английских букв сиротливо белели три бумажки с переводом их тарабарщины на русский - «высота», «скорость», «тангаж», - одна отвалилась от залетевшего порыва ветра.

Сержант Смит, британский лётчик из состава 151 -го крыла Королевских во­енно-воздушных сил, монотонно бубнил:

- Харрикейн набирает пятнадцать тысяч футов за шесть минут и разгоняется до трёхсот двенадцати миль в час...

Мира синхронно переводила.