Юрий Рытхэу - Cкитания Анны Одинцовой

— Уэленцы делятся как бы на две части: те, кто примыкают к мысу, называются энмыральыт, а живущие дальше по косе — тапкаральыт… Энмын по-чукотски «скала», тапкан — «галечная коса».

Девушка часто делала записи в толстой тетради.

— Все это очень интересно, — несколько раз деловито повторила она.

Танат старался изо всех сил:

— А вон видите на морской стороне косы большой черный камень, похожий на спину кита? Это Священный камень. Старики рассказывают, что он прилетел с небесных высот с невероятным грохотом и вонзился в галечный берег. Удар был так силен, что все яранги рухнули, а некоторые сгорели, потому что ударом развеяло огонь из очагов…

— И теперь это место жертвоприношений? — догадалась Анна.

Танат замешкался с ответом: Священный камень находился рядом с интернатом, в котором до войны располагались районные власти, переехавшие в бухту Лаврентия. Поэтому если и происходили какие-то священнодействия, то в глубочайшей тайне от большевиков.

— Здесь проводят песенно-танцевальные празднества, — уклончиво сообщил он.

Разговаривая с Танатом, Анна Одинцова старалась сосредоточиться только на научной стороне общения с молодым человеком, который продолжал странно волновать, поднимая со дна ее души задавленные научными идеями вольные, нежные чувства.

Спустившись к камню, она тщательно осмотрела его и сказала:

— Похоже, что это железный метеорит… Видишь?

Она приложила к камню перочинный ножик, и он остался лежать на крутом боку, как приклеенный.

Танат знал об этом свойстве Священного камня, но как-то не предполагал, что это связано с его небесным происхождением.

Вернувшись уже под утро в свою комнату в опустевшем интернате, Танат долго не мог уснуть. Стоило только закрыть глаза, как перед ним возникало лицо Анны, ее светящиеся среди смуглой кожи и золотых волос, необыкновенные глаза. Юноша был встревожен неожиданно вспыхнувшим чувством… Он и раньше влюблялся, но как-то иначе. В своих учительниц, молоденьких работниц полярной метеорологической станции. И еще: в тундре его всегда ждала Катя Тонто, дочь хозяина соседнего стойбища, кочевавшего в окрестностях обширной Колючинской губы. Она родилась двумя годами позже Таната и, согласно старинному обряду, была провозглашена ему будущей женой. Три зимы они учились вместе в кочевой школе у Льва Васильевича Беликова. В последний раз Танат видел ее прошлым летом. Девушка выросла, похорошела и вела себя как настоящая хозяйка, как взрослая женщина. Она несколько дней гостила в стойбище Ринто, спала с нареченным мужем в пологе. Но Танат сдерживал свое желание, зная, что еще не пришел час их физического соединения.

Полуночное солнце уже набирало новую высочу, заливая яркими лучами комнату сквозь незанавешенное окно. Еще недавно Танат мог безмятежно спать и при таком освещении, но теперь яркий свет раздражал его. Он стянул одеяло с соседней кровати и наполовину закрыл окно.

Мимолетное воспоминание о Кате снова заменилось образом Анны Одинцовой, ее сияющими глазами… Интересно посмотреть на нее в темноте мехового пологи. Наверняка глаза будут светиться, как звездочки в дырах прохудившегося рэтэма.

«24 июня 1947 года. Уэлен.

С каким удовольствием я пишу это название — Уэлен! Наконец, я почти у цели. Но у цели географической, а не той, которая таится у меня в голове. Наверное, так же радовалась достижению далекого острова молодая Маргарет Миид [7] Маргарет Миид (1901–1978) — известный американский этнограф, автор знаменитого классического труда по этнографии «Coming of Age in Samoa». , которая почти что в моем возрасте впервые ступила на берег Южного Самоа.

Но неожиданно в мою жизнь ворвалось нечто новое, то, что, возможно, называется «любовью с первого взгляда». Этот юноша, первый уэленец, который встретил меня на ледовом припае, не перестает волновать меня и вызывать нелепые чувства… Может быть… Даже написать об этом боюсь…

Уэлен представляет собой довольно большое селение, в нем проживает около трехсот человек. Большинство жилищ — древние яранги, но есть и усовершенствованные, как, например, яранги Туккая. Настоящих домов несколько. Самый большой — школьное здание, затем интернат, три круглых, наподобие яранг, деревянных домика конструкции инженера Свиньина. Полярная метеорологическая станция стоит отдельным поселком, на границе возвышается ветровой электродвигатель. Территория Чукотского национального округа около 800 тысяч квадратных километров, коренное население по данным различных переписей колеблется от 13 до 15 тысяч человек. Основное коренное население — чукчи, или, как они себя называют, луоравэтлане, что означает — настоящие люди. Далее идут эскимосы, около двух тысяч человек, небольшие группы эвенов и коряков на южных границах округа. Территория огромная — несколько главных европейских стран могут разместиться на ней. Первые контакты с русскими казаками произошли еще в семнадцатом веке, но чукчи, согласно реестру народов Российской империи, опубликованному к трехсотлетию Дома Романовых в 1913 году, вплоть до революции были единственными, которых отнесли «к не вполне покоренным». Я очень взволнована, и мне трудно писать — я почти у цели моей жизни. Нет, я не хочу повторять научный подвиг Маргарет Миид. Я хочу превзойти ее и вжиться в изучаемый народ, чего она так и не сумела сделать. Я пойду дальше нее, изучу и опишу жизнь первобытного народа изнутри, а не извне. Именно в эти дни и часы начинается самая сложная и трудная часть задуманного мною плана… Как же на самом деле выглядит эта описанная ею легкость сексуальных отношений среди юношей и девушек у примитивных народов? Итак — вперед, Анна Николаевна Одинцова!»

Когда Танат вошел в умывальную комнату, Анна чистила зубы.

— Вот хорошо, что ты пришел! Полей мне воды.

Помогая девушке, Танат заметил:

— А в тундре зимой негде умываться…

— Я собираюсь жить так, как живут исконные оленеводы, — ответила Анна.

— Трудно будет.

Одинцова посмотрела на Таната.

— Тебе трудно было?

Танат улыбнулся.

— Но я же привычный… Родился в тундре, вырос в яранге. Нелегко было привыкать к здешней жизни. За настоящую парту сел только в пятом классе, а до этого писал, растянувшись на полу, как тюлень.

— Ты — человек, и я — человек, — сказала Одинцова. — Значит, и я могу жить твоей жизнью.

— Хотел бы я услышать, что ты скажешь, когда окажешься в тундровой яранге… При свете жирника или костра… Там даже керосиновых ламп нет.

— Если я что задумала, то обязательно добьюсь своего, — с неожиданной твердостью в голосе произнесла Анна.

С этого дня они не расставались. Он показал ей самые красивые места в Уэлене. Проделали долгий путь по берегу моря до Пильгына, пролива, соединяющего лагуну с открытым морем. Посетили старое кладбище, где в оградках камней белели кости схороненных. Рядом лежали копья с наконечниками, гарпуны, каменные плошки, осколки фарфоровой посуды, костяные пуговицы и пряжки, ржавые ружья и даже полуистлевшая, с распавшимися мехами гармошка. Чуть в сторонке высились два холмика из каменных глыб, под которыми лежали два тангитана, похороненные по русскому обряду в деревянных ящиках. Из-под камней торчали разбитые, серые доски, рядом валялись столбики с пятиконечными звездочками, вырезанными из жестяных консервных банок. Пока Анна делала торопливые зарисовки, Танат отошел в сторонку. Жадные расспросы об обряде захоронения, непонятное ему любопытство, странное возбуждение девушки покоробили Таната, и он впал в мрачное настроение.