Юрий Рытхэу - Cкитания Анны Одинцовой

Уже вечером, у дверей своей комнаты, Анна ласково спросила:

— Ты что поскучнел?

— На кладбище не бывает весело.

— Но мне это очень интересно, и для науки важно, — сказала Анна и втянула в комнату слегка упиравшегося Таната.

Зимой здесь жила учительница математики Екатерина Ивановна Покровская. Если в конце недели выпадала хорошая погода, влюбленный в нее директор из соседнего эскимосского селения, Николай Николаевич Максимов, приходил на лыжах, преодолевая опасный Дежневский перевал и пустынную долину, в которой никогда не утихал ледяной ветер. Скрип пружинной кровати, приглушенные стоны и страстные вздохи были слышны даже в коридоре, и интернатские ребята настороженно внимали непривычным звукам тангитанской любви. После окончания учебного года Екатерина Ивановна перебралась в Наукан, [8] Название древнего, ныне не существующею эскимосского селения в 30 километрах к востоку от Уэлена. и комната оставалась свободной, лишь иногда служа временным пристанищем редкому командированному из районного центра.

Почти все пространство занимала широкая кровать, застеленная обычным серым интернатским одеялом. Не было ни стула, ни табуретки, так что поневоле пришлось сесть на постель.

Они сидели рядом, под их тяжестью пружинный матрас прогнулся, и они поневоле крепко прижались друг к другу. Сердце Таната забилось, он боялся, что Анна может услышать его удары. Казалось, что еще немного, и он потеряет сознание.

Они не разговаривали, лишь безотрывно смотрели друг другу в глаза.

Анна близко придвинула свое лицо и поцеловала Таната. Он даже не успел отпрянуть. Так вот он какой, сладкий тангитанский поцелуй! Будто проваливаешься в огромное, теплое, влажное облако нежности. Танат обмяк, как неосторожно проткнутый наконечником гарпуна пыхпых. [9] Воздушный пузырь из снятой целиком кожи тюленя.

То, что потом случилось, поразило возникновением сладкой и острой тоски. Едва одевшись, Танат выбежал из комнаты и спустился на берег моря, к студеному дыханию остававшегося ледового припая. Лицо его было залито слезами, и порой неожиданный всхлип сотрясал тело.

Он брел вдоль берега, пока не дошел до пролива, соединяющего лагуну с океаном, и только тогда повернул обратно.

Но он пришел на следующий вечер и на этот раз уже остался у Анны до утра. В короткие промежутки между горячими ласками влюбленные беседовали вполголоса, рассказывали друг другу о своей жизни. Анна довольно скупо сообщила о смерти своих родных и близких во время блокады, сама она в ту пору жила в университетском общежитии и одновременно работала в госпитале, на Пятой линии Васильевского острова. Зато она без устали расспрашивала Таната о его детстве, об обычаях, праздниках, ее интересовали даже самые незначительные мелочи быта в кочевой яранге.

Танат пытался отговорить ее от поездки в тундру.

— Я представить себе не могу, как ты сможешь жить в яранге…

— А ты — представь! Хочешь, поедем вместе?

— Но я же собираюсь учиться дальше, — усмехнулся Танат. — В Анадырском педагогическом училище. Нас там уже ждут.

— Далось тебе это педагогическое училище! Ты подумай сам: вольный человек тундры, сильный, свободный мужчина — и будет утирать носы сопливым детишкам!

— Я же буду учителем! — возмущенно заявил Танат. — А может быть, после училища поеду в Ленинград, в университет. Наш директор Беликов говорит, что там открылся Северный факультет.

— А в тундру обратно не хочется? Даже со мной?

— Как это — с тобой?

— А ты женись на мне!

Анна смотрела своими сияющими собственным светом глазами, и от выступившего румянца ее лицо стало еще темнее. Похоже, она сама не ожидала, что эти слова вдруг слетят с ее уст. Первая мысль, пронзившая мозг Таната: а как же Катя Тонто, нареченная невеста? Но эту мысль тотчас затопила огромная волна нежности.

— Это так неожиданно, — растерянно пробормотал пришедший в себя Танат. — Разве такое бывает в жизни?

— Как видишь — бывает.

— Мне кажется, что все это снится и я вот-вот проснусь.

Анна поцеловала его снова. На этот раз поцелуй был долгий, как сладкая боль в нарывающей ране.

— Ну, теперь проснулся? — в ее голосе звучал веселый задор.

— Но все-таки… Надо посоветоваться хотя бы с директором школы Беликовым, — растерянно пробормотал Танат.

Анна так хохотала, что из ее глаз потоком хлынули слезы, она сгибалась, выпрямлялась и все никак не могла остановиться.

— Тебе уже восемнадцать лет! Ты можешь отвечать сам за себя и решать тоже, — уже всерьез произнесла девушка. Потом неуверенно спросила:

— А может быть, ты не хочешь? Может, ты кого-то любишь?

— Как тебя — никого! — твердо сказал Танат. — Ты мне очень нравишься. Только я не умею, как сказать…

— Ты говори, не таи… Между нами должно быть все ясно.

Запинаясь, волнуясь, Танат рассказал о Кате. Внимательно выслушав, Анна спросила:

— А ты жил с ней как с женщиной, как со мной?

— Нет еще, не успел…

— Ты с ней не спал?

— Спал, но не трогал ее.

— Это запрещено?

— Не запрещено, но не принято.

Анна чуть не сказала вслух, что в научной литературе, в частности в книге Маргарет Миид, утверждается совершенно противоположное, но вовремя сдержалась.

— Ну, вот и хорошо… Но готов ли ты отказаться от поездки в Анадырское педагогическое училище?

— Готов! — ответил он.

Новость о намерении Таната жениться на Анне Одинцовой взбудоражила весь Уэлен от полярной станции до малочисленного педагогического коллектива школы. Причем местные жители отнеслись ко всему случившемуся гораздо спокойнее, чем приезжие русские. Наоборот, многие сородичи даже с гордостью заявляли, что вот их соплеменник заарканил самую красивую девушку, не все только тангитанам брать в жены лучших местных девушек. С ними долго разговаривал директор школы Беликов. Он умолял девушку не портить будущее молодому, подающему большие надежды парню. Просил хотя бы подождать приезда из тундры отца.

— Мы сами туда отправляемся как можно скорее, — заявила Анна.

— Вы не знаете, что такое жизнь в тундровой яранге. Мне-то вы можете поверить: я провел пять лет, кочуя с оленеводами, — сказал Беликов.

— Но раз вы смогли, то почему сомневаетесь в том, что и я смогу выдержать такую жизнь? — усмехнулась Анна.

— Потому что вы — женщина.

— Насколько мне известно, в тундре живут не только мужчины.

— Но чаучуванские [10] Женщины, принадлежащие к кочевому племени чукотского народа. женщины привыкали к такому быту с самого рождения…

— Если они смогли, значит, и я смогу, — решительно заявила Анна. — Конечно, я представляю все трудности, но ведь я там буду не одна и рядом будет мой любимый. — И она с нежностью посмотрела на молчавшего молодого мужа.