Кристина Ривуар - Раннее утро. Его звали Бой

Мы вошли в большой актовый зал, где всегда происходит распределение призов. В одном его конце стояли стулья для представителей общины, в другом — скамейки для учениц, по классам и по росту. Одна за другой входили сестры-наставницы и садились, в порядке субординации: в середине — мать-настоятельница, де Вандевиль. Справа от нее — главная воспитательница, слева — заведующая учебной частью. За ними — воспитательницы, работающие в пансионе и в классах, мать Жакен, мать Грюо, мать де ла Биш, мать Дастье и все остальные, сестра экономка, сестра привратница. Как я всех их люблю, люблю их облачение, оно сохранилось со времен основательницы школы Святой Мадлены Софи Барра, это типичное бургундское облачение, его носила Мадлена Софи, святое чадо из Жуаньи, черная юбка до пят, пелерина с серебряным крестиком, черная наколка на голове, наполовину закрывающая лоб, гофрированный чепец и накидка, которая словно соткана из сумерек, — я говорила себе все это, чтобы не думать о другом, о призах, о семи таких желанных первых местах, сердце бешено билось, мне хотелось пить, есть, хотелось петь, бежать, меня бросало то в жар, то в холод, о, только бы получить семь первых мест.

Перечень призов зачитала сама заведующая учебной частью, мать де Шепп. Читала она стоя. Голос у нее красивый, как вечерний звон, тонкий, но упругий, точно надутый ветром парус. Начала она с лент за отличное поведение: младшим — розовые, средним классам — зеленые, старшим — синие. Чтобы получить ленту, надо быть немногословной, благочестивой и скромной. Те, кого вызвали, окружили мать-настоятельницу полукругом, а потом вернулись на свои места с лентами, розовыми, зелеными и синими по диагонали через всю грудь. Я полюбовалась ими, но не завидовала, мне не нужна лента, мне нужны призы, семь первых мест. Семь, семь, семь.

Призы, Боже мой, ну скорее объявляйте призы. Мать де Шепп начала с младших. Одиннадцатое, десятое, девятое, восьмое, седьмое. Надя упомянута трижды, Жизель — два раза, они встают, делают реверанс и вместе с другими детьми подходят к матери-настоятельнице, и та дает каждой по две книги, перевязанные бантиком. Возвращаясь на место, они ищут меня глазами, у Нади милая веселая улыбка, зубов во рту не хватает, она держит подаренные книги, прижав их подбородком к груди. Шестое, пятое место. Как мотыльки мелькают имена, одни красивые, другие — не очень, Гертруды, Элеоноры, Летиции, но есть и Симоны и Полетты, я не обращаю на них внимания, я сейчас далеко от всех, я слежу. Четвертое. Уже ближе. В голове звенят беззвучные колокола, мне кажется, что голос матери де Шепп стал тоненьким, совсем ангельским. Где-то там — все сестры, община, черная неподвижная волна, а над ней пена из белых гофрированных чепчиков. Кровь стучит, стучит, стучит, я не поспеваю за этим бегом крови по моим венам. Первое место по Закону Божьему и за французское сочинение: Хильдегарда Берто-Барэж. Имя мое, хоть и похоже на крепость, теперь тоже летит мотыльком, как и все остальные, летит в фимиаме ладана, превращается в невесомое облако, в дивные, как трубы архангелов, звуки. Первое место по грамматике. Первое по латыни. Первое по истории. Слава Тебе, Господи, уже пять. Ты справедлив, божественно справедлив. Первая премия по английскому: Хильдегарда Берто-Барэж. Ох ты, шесть! Первая премия по географии, о Боже. Дядя Бой, у меня семь первых призов. Семь первых призов и русалочьи волосы. Я буду красивой, я хочу быть красивой. Второе место по алгебре — Хильдегарда Берто-Барэж. Это даже слишком. Семь первых мест и одно второе, хватит. Господи, я не просила этого второго места.

Я хотя и стою, но ног под собой не чую. И все-таки каким-то образом вместе с другими ученицами моего класса делаю несколько шагов вперед. Мы образуем полукружие, рядом со мной стоит Сабина де Солль, у нее три приза, она мне улыбается. Браво, Хильдегарда! Ее улыбка, ее волосы. Я подхожу к матери, де Вандевиль. Лицо ее, в глубине гофрированного чепца, сияет бледностью, губы белые, она склоняется ко мне и протягивает целую стопку книг, перевязанных красной лентой.

— Очень хорошо, дитя мое, вы были старательной ученицей!

Я говорю: «Спасибо, матушка», — и опускаюсь в реверансе, причем мне бы хотелось, чтобы он никогда не кончался, а в голову приходит слово «прозрачная». Мать де Вандевиль прозрачная, наверное, когда-нибудь она станет святой, как святая Мадлена Софи, и тогда окажется, что я была знакома со святой. Я буду русалкой, мне кажется, что я чувствую, как у меня отрастают волосы, пока я иду на свое место, на скамью для нашего класса, я ликую, я буду красивой, какая радость, Господи, какая радость!

Когда после церемонии вручения призов мы вышли в привратницкую, там было черным-черно от родственников. Я тут же увидела своих родителей, папа высокий, а мама в светло-бежевом костюме. Они сразу догадались, что я сдержала обещание, я улыбалась во весь рот, наполовину скрытая кипой книг, которые несла, как несут фигурный торт. Я сказала папе, что у меня второе место по алгебре. Он меня поздравил:

— Я ценю это второе место больше, чем семь первых по другим предметам.

Ах, папа. Я чувствую его ладонь на моей щеке. Неужели он мог опять оболванить меня, если бы я получила только шесть первых мест? Я думала об этом, пальцы его были такие холодные, а лицо спокойное, воплощение выдержки. Вокруг нас родители шумно поздравляли своих дочек. Господин де Солль обнял и расцеловал Сабину, а мой отец только потрепал меня по щеке. Зато мама уже в третий раз повторяла:

— Я горжусь тобой, дорогая дочка!

Я шла с родителями и сестрами до Скаковой улицы, и было так жарко, что я в своем пикейном платье вся вспотела. А тут еще эти чулки, эти длинные рукава. Рядом со мной больше обычного блестело лицо мамы под шляпкой, точно подобранной к костюму, ей тоже было жарко, но так же, как и я, она не думала жаловаться на жару. Моя победа была и ее победой, и призы, полученные мной, были и ее призами. Меня охватила волна любви, я взяла руку мамы и поцеловала ее.

— Мамочка, завтра мы будем в Андае, искупаемся вместе, я так счастлива, жизнь прекрасна.

Она остановилась, чтобы сосредоточиться на моих словах, погладила меня по голове, глаза ее были огромны, будто она смотрела на меня сквозь увеличительное стекло.

— Спасибо, милая, ты сказала самые дорогие для меня слова.

Дома Гранэ очень обрадовалась моим успехам, дала мне три стофранковые бумажки. А Мария Сантюк, Иветта и Сюзон сложились и купили мне коробку конфет «Фаншонетт». Мы открыли ее на кухне, и я съела семь штук, я люблю эти фаншонеттки не меньше, чем фруктовый мармелад. А вечером, за столом, мама объявила свое решение:

— Больше Хильдегарде стричь волосы не будем.

— И правильно, — сказала Гранэ, — мне никогда не нравилась мода на короткие стрижки.